Конец цепи

Автомобиль Николая оказался под углом почти девяносто градусов относительно направления движения, и, когда шины неожиданно вошли в контакт с асфальтом, он, казалось, обрел второе дыхание. Без малейшего предупреждения вырвался из общей свалки и устремился подальше от нее, словно больше не хотел иметь к ней никакого отношения, прямо под прямым углом к дороге и навстречу пустоте, простиравшейся сбоку от нее.

Ограждения были бетонные, но они все равно не выдержали.

«Тойота» Николая Рихтера потеряла только часть скорости, когда пробила их и начала полет с края моста, воспарила, как гигантский осенний лист, в направлении расположенной внизу магистрали А9 и приземлилась на крыши машин, несущихся по ней.

Сейчас, однако, зуд прекратился.

Поскольку, когда Николай Рихтер оказался замешанным во вторую за день серийную аварию, он был уже мертв.

* * *

Все новостные программы в тот день наперебой рапортовали о жуткой автокатастрофе около Бадхуведорпа в Амстердаме, но ни один журналист так и не узнал, что же было самое страшное в ней.

А именно, что изуродованное тело Николая Рихтера под звук сирены доставили в Слотерваартскую больницу, расположенную всего в восьми километрах от столицы. И что там врачи, признав его мертвым, сразу же переключилась на других пострадавших.

13

Вильям лежал в своей кровати, смотрел в потолок и задавался вопросом, означало ли это, что он вопреки всему находится на пути к смерти.

Лишь сутки назад ответ не вызывал у него сомнения. Но по мере того как они брали всякие анализы и раз за разом обследовали его, когда он, беспомощный, сидел на кровати, завернутый в полотенце в окружении мужчин в защитной одежде, Вильям все больше укреплялся во мнении, что все обстоит не так плохо, как он считал сначала.

Было раннее утро. Слабый свет пробивался внутрь сквозь тонкие занавески. А Вильям Сандберг все еще не мог заснуть.

В его голове роилась туча вопросов.

Что произойдет сейчас?

Какую заразу он мог подцепить?

Какое отношение умершая женщина имела к его шифрам? Как его работа могла бы повлиять на заразное заболевание? Как все, что он видел или выяснил, можно было объединить вместе?

Одновременно он напомнил себе слова Жанин.

О том, как они перемешали информацию, которую дали ей, сознательно пытаясь запутать ее, чтобы она не смогла понять, с чем работала.

Из полученных им кусочков нельзя было сложить мозаику. Пока еще. Сначала ему требовалось точно знать, что входило в нее, а что не имело к ней никакого отношения.

Вильям закрыл глаза, попытался избавиться от всех посторонних мыслей. Должна существовать какая-то отправная точка. Он сконцентрировался, вынуждал себя делать то, в чем был особенно хорош. Понять. Найти закономерность и решить проблему.

AGCT. Почему она написала это?

Он заставил себя мысленно вернуться в свою рабочую комнату, где находился еще несколько часов назад, оглядеться там и попытаться вспомнить все возможное. Клинопись на стенах. Цифровые последовательности, ряды нулей, и единиц, и двоек, и троек, которые требовалось перевести и переставить, чтобы их можно было превратить в новые ряды клинописи.

Почему? Откуда?

Двадцать три умножить на семьдесят три?

Каждый раз, когда он пытался приблизиться к этим цифрам, казалось, его мысли отскакивали в сторону, словно пытались рассказать ему, что ничего не прояснится, пока у него не будет полной картинки. Пока он не узнает, откуда они пришли, где эта последовательность появилась.

Конечно, черт возьми!

Посредством чего.

Он испытал давно забытое пьянящее ощущение удовлетворения собой. Раньше оно всегда приходило, когда ему удавалось нащупать ключ к разгадке очередной головоломки. И сейчас неожиданно явилось вновь.

Вильям сел на кровати, еще не успев додумать все до конца, уставился перед собой, не фокусируясь ни на чем конкретном, просто блуждал взглядом по комнате. Старался привести в порядок мысли. Почувствовал, как адреналин и эндорфины заплясали в его теле в то время, как он снова и снова прокручивал в голове все известное ему и пытался не засветить проявлявшуюся идею, и закрепить ее, и посмотреть, сохранится ли она.

И это ему удалось.

Все могло обстоять только так.

Четырехзначная основа.

Пальмгрен уже сидел за столом.

Он едва притронулся к своему кофе, хотя наверняка ждал ее по крайней мере четверть часа, и молча наблюдал, как Кристина сняла пальто и повесила сумочку на спинку стула, прежде чем опустилась на сиденье.

В его взгляде читалось беспокойство.

– Я связался с ними, – сказал он наконец.

Кристина кивнула, поблагодарив и показав, что она слушает, пусть ее внимание по-прежнему частично было сосредоточено на том, чтобы расположиться как раз напротив него и не пролить содержимое своей только купленной чашки кофе.

– Той работы, которую выполнял Вильям, больше не существует, – сообщил Пальмгрен. – Никто не воспринял его роль, по крайней мере один в один. Но…

Он развернул бумагу с целью освежить свою память, даже если и знал, что этого вовсе не требуется.