Конец цепи

Сара не числилась ни в каких официальных регистрах. Никто не смог бы просто позвонить и проверить, стоит ли она там-то и там-то. Только очень узкий круг лиц знал о ее существовании, а тот, кто знал, прекрасно понимал, для чего она предназначена. И если о ней спрашивали, значит, что-то происходило.

Три дня спустя они решили сами провести инвентаризацию.

И Сары не оказалось на складе.

Кто-то вынес ее через все ворота, железные двери и подземные лифты, но это не нашло отражения ни в каких регистрационных книгах. Если верить им, на объект никто не приходил, однако Сара перестала существовать, хотя ее официально никогда и не было.

На мгновение воцарилась тишина.

– Кто? – спросила она. – Кто забрал ее?

– Я не знаю. Тот человек не знал.

– Штаб-квартира оборонительных сил?

– Когда все идет вразрез с любыми существующими правилами? Десять из десяти.

Кристина сделала два глубоких вдоха, обдумывая его ответ.

– Это означает, что они ошибаются, не так ли? – спросила она. – Ты ошибаешься, и они тоже. Что-то ведь происходит, и даже если ты не знаешь и преемница Вильяма не знает, то, скорее всего, в штаб-квартире оборонительных сил кто-то в курсе, не так ли? Что-то на подходе, и военные знают, но держат в секрете. Верно?

Пальмгрен покачал головой:

– Я не знаю.

– Но кто-то знает.

Он ничего не сказал. Кристина пошла по второму кругу.

– Если, судя по твоим словам, силы обороны тем или иным способом захотели, чтобы кто-то одолжил компьютер Вильяма (или купил, или забрал, или о чем там сейчас может идти речь), тогда этому человеку также известно, у кого Вильям.

Молчание Пальмгрена явно говорило о том, что он согласен с ней.

– И кому же дозволено заниматься такими вещами?

Пальмгрен одарил ее долгим взглядом.

– Кто смог бы отдать на время ужасно секретный компьютер?

Молчание снова.

А потом он ответил:

– Никто.

Кристина еще долго сидела за столом в кафе после того, как Пальмгрен отправился своей дорогой, переваривала его рассказ и пыталась понять смысл услышанного.

И больше всего ее беспокоило, что Пальмгрен боялся.

Два дня назад он выглядел таким же заинтересованным, как и она.

Но теперь изменился.

Когда она попросила его связаться с той же женщиной, преемницей Вильяма, снова, он отказался, сказал, что не может помогать ей больше, просил не обращаться к нему.

Для нее это был просто отданный кому-то компьютер, но для Пальмгрена нечто неслыханное. Достаточно пугающее и необъяснимое, чтобы он прекратил помогать другу. И напрашивалось единственное объяснение: Вильям оказался вовлеченным во что-то грандиозное и секретное, и, пожалуй, международного масштаба, и ужасно, ужасно интересное.

Внезапно это перестало быть только ее личным делом.

Речь шла о военных секретах и людях, похищенных с одобрения военных, и с журналистской точки зрения все попахивало скандалом и большими тиражами, и, вне всякого сомнения, ей требовалось заставить своих шефов дать ей ресурсы, чтобы разобраться со всей историей.

Кристина достала свой телефон.

Она отключила его час назад, придя в кафе, и, когда сейчас экран загорелся, обнаружила сначала, что у нее четыре неотвеченных вызова.

Все от Лео.

Она позвонила ему сразу же, прослушала несколько сигналов, пока он копался в своих карманах. Будь у него такой же хороший порядок в них, как в его голове, она, возможно, напоролась бы на автоответчик, и ей пришлось бы звонить снова.

Лео ответил после третьего сигнала.

И, судя по шумам на заднем плане, находился где-то на улице.

Он запыхался и говорил быстро.

– Нам надо встретиться, – сказал он. – Нам надо встретиться сейчас.

Вильям стоял перед раковиной у себя в ванной с маркером в руке и глубоко дышал, пытаясь укротить свои эмоции, чувствуя, как его мысли, подобно гончим, беспрестанно блуждают в поисках добычи и не знают, как им вести себя сейчас.

Казалось, они отказывались верить в то, к чему пришли.

Словно он сам не мог согласиться с тем, до чего додумался.

Он смотрел на зеркало перед собой. На длинные ряды цифр, которые сам написал ночью два дня назад. С левой стороны находилась кодированная последовательность, а рядом сумбурный набор формул и стрелочек, ставший результатом его попыток превратить его в последовательность с открытым текстом, расположенную с правой стороны.

За красными надписями он видел самого себя, смотрел в собственные глаза.

Его кожа была ярко-красной после дезинфекции.

К высохшим после душа волосам еще не прикасалась расческа.

Но Вильяма удивил, прежде всего, собственный сосредоточенный взгляд, энергия, желание в глазах. Последний раз он видел себя таким столь давно, что уже забыл, когда это было.

Подобное представлялось странным сейчас, когда он, вероятно, находился во власти смертельного вируса. И пока он стоял и смотрел на себя, его постоянно преследовало чувство, что он не здоров.

Вильям покачал головой. Боялся потерять мысли, внезапно посетившие его. Заставлял себя отвести взгляд от собственного лица, сконцентрироваться на стекле.

Ему требовалось видеть написанное там. Со всей ясностью. Он снял колпачок с маркера, переводил взгляд с одних цифр на другие.

Стер все нули. Поменял на А.