Конец цепи

– Я в пути, – сказал Вильям коротко, своим тоном давая понять, что собирается нести ответственность за собственное рабочее время исключительно сам и его не надо провожать от комнаты до офиса и обратно до конца жизни или все время, пока они собирались держать его здесь. – Сам найду.

Но охранник покачал головой:

– Коннорс хочет поговорить с тобой.

Вот черт! Он сделал последний глоток кофе. Отставил в сторону чашку, показывая, что готов.

Вильям и сам просто жаждал пообщаться с Коннорсом.

И они отправились в странствие по каменным коридорам и затерялись в холодном лабиринте ходов.

Прошло примерно полсекунды с того момента, как Жанин проснулась, прежде чем почувствовала ужасную усталость.

Давно знакомое чувство, не раз посещавшее ее здесь, и она постаралась побороть желание повернуться на другой бок и заснуть снова, забыть про чертов замок и просто спать. Она же не могла пасть духом. Снова. Во всяком случае, сейчас.

Она заставила себя сесть на край кровати. Выпрямить спину. Не ложиться опять. Встать и пойти в ванную. Спокойно. Интенсивно думать.

Она встала под душ и открыла воду, сначала холодную как лед, чтобы проснуться, потом настолько горячую, насколько можно терпеть, а затем нормальной приятной температуры, чтобы тело отошло от шока.

Она не могла.

Дженифер Уоткинс помогла ей справиться с депрессией в прошлый раз.

Без нее она не выдержала бы.

Именно она позволила ей увидеть шифры, пусть и не должна была, и она же рассказала о почтовом офисе в подвале и передала шайбу-ключ той ночью, и тогда Жанин не могла понять, что случилось, а сейчас представляла более чем хорошо.

Дженифер знала слишком много. Так, вероятно, все обстояло. Она стояла там снаружи и предупредила о вещах, которые не удавалось понять, говорила о плане Б, и боялась того, что Организация собиралась сделать. И теперь ее больше не существовало, и она не смогла бы помочь Жанин, сломайся она снова.

А она не могла себе этого позволить.

Ее требовалось быть начеку, взять себя в руки и продолжить борьбу.

Их обнаружили, конечно, но это следовало рассматривать лишь как временное поражение.

Все это временно, уговаривала она себя. Просто некая фаза ее жизни, скоро ей предстояло вернуться в Амстердам – к Альберту и ко всему тому, что она называла повседневностью и что ее утомляло, пожалуй, тогда, но сейчас этого ей просто безгранично не хватало.

Насколько она знала, ее письмо отправилось в путь. Оно вроде бы давало надежду, и она заставляла себя притворяться, что все обстоит именно так. Он должен был понять ее послание, узнать, где она находится, и случившееся сейчас не имело к этому никакого отношения.

Да, пришлось отступить, но только временно.

Даже если подобное можно считать поражением.

Они допрашивали ее вплоть до двух часов и, как она догадывалась, еще не закончили, пусть и прервались, дав ей отдохнуть, но она знала также, что им не удалось расколоть ее. Она отвечала логично и четко и честным голосом, и они же не могли знать, что ей удалось просчитать, если она не рассказала им об этом.

А она не рассказала. И тем самым получила определенное преимущество.

И его требовалось использовать, а потом появится Альберт, и все будет хорошо снова.

Альтернативы не существовало. Все должно наладиться снова.

Когда она десять минут спустя мелкими шажками вышла из душа, от ее усталости не осталось и следа.

И прежде всего, ей требовалось позаботиться о том, чтобы еще поговорить с Вильямом Сандбергом.

Прогулка получилась ужасно долгой.

Охранник вел его каменными ходами, теми же дорогами, которые он сам пытался исследовать в предыдущие дни, и далее вдоль большой официальной лестницы, виденной им на расстоянии менее суток назад. Но тогда он так и не успел подойти к ней, прежде чем ему в рот сунули футболку и заставили молчать.

Затем настала очередь новых ходов, широких, с арочными потолками и литыми люстрами, висевшими под ними на равном расстоянии друг от друга, и еще задолго до того, как они остановились перед тяжелой деревянной дверью, ему пришло в голову, что замок наверняка еще больше, чем он представлял себе.

Когда охранник открыл дверь и знаками показал ему войти, Вильяма все еще мучил вопрос: насколько замок большой?

Комната, куда он попал, представляла собой достаточно просторный церковный зал. Там хватало места для сотни посетителей, если не больше. Над ним высоко вверху возвышался сводчатый потолок, а боковые стены, вдоль которых выстроились ряды потертых деревянных скамеек, вплоть до расположенного далеко впереди алтаря украшали рукописные, уже прилично пострадавшие от времени фрески, зияющие в приглушенном свете от прячущегося в глубине помещения украшенного витражами арочного окна.

Охранник кивком предложил ему проходить вперед. Стоял в дверном проеме в ожидании, пока он преодолеет половину пути, а потом вышел и закрыл за собой дверь с таким шумом, что эхо от него, казалось, никогда не затихнет.

На первой скамейке сидел Коннорс. Он смотрел прямо перед собой и удостоил коротким взглядом Вильяма, лишь когда тот расположился рядом с ним.

Это было странное место для встречи.