Конец вечности

По кромке осени — в путь…. Но прежде,
как то положено по обряду,
я прохожу, озираясь, между
двумя рядами деревьев. Рядом
cквозит трамвайная перекличка,
а я, подобие перифразы,
литотой колокола в кавычки
зажат, и снова теряю разум.
Удар, другой… А я между, в чреве
разбухшего, жадного тела ночи.
То у Донского звонят к вечере,
но ты ведь туда не пойдешь, — не хочешь.
Нагорной проповеди осколок
засел у сердца, и ржой сочится.
Оглохнуть лучше, чем слышать колок…
На полуслове — обрыв. Так птица
На взлете падает в глаз болота,
и всхлип воды не особо слышен.
Я озираюсь, супругу Лота
напоминая собою крышам.
Кто обернулся — поставлен ниже,
а то и попросту брошен в небыль.
Я вновь оглядываюсь и вижу,
что снова насмерть повздорю с небом.
Но голос, ломкий, как смерть свирели,
уже позвал в сердцевину боли.
Не виноградным, но лунным хмелем
томится тело… Потеря воли
в повестке дня. Головокруженье,
и сердце в серебряных швах и шрамах.
Мне слишком памятен час рожденья.
Я возвращаюсь под своды храма,
Где ты, богиня смерчей и бликов,
меня встречаешь сама у входа.
Я таю в горьком свеченье лика,
я погружаюсь в седые воды.
И я держусь за трамвайный дребезг,
как утопающий за тростинку.
А близ, у берега — гибкий вереск,
но слишком поздно менять пластинку.
Я — закорючка, я — запятая,
меня ведь нет, и не надо вовсе.
Мне птиц предсмертная злая стая
стучится в плоть. Я врастаю в осень
всем телом. Видишь, аорта дышит
знобящей пасмурью, мелким снегом.
Я разве зреньем держусь за крыши
раскосой хваткою печенега.
Разрушен голос. По швам расхожим
ползет, расслаиваясь, сетчатка.
Кто это здесь, на меня похожий,
уходит в щйрбину отпечатка?
Она смеется в конце аллеи.
Зачем оттуда так много света?
И кто-то шепчет: «Иди, смелее!
Ты понял? Это конец сюжета».

декабрь 2000

ОДИН ДЕНЬ ИТ-ЖУРНАЛИСТА

Моим коллегам по издательскому дому «Компьютерра»

Я потерялся в трамвайных изводах,
Я ошалел от цифири маршруток.
Нет бы — махнуть в Баден-Баден на воды,
Там иностранных раскармливать уток.

Где уж… Еще подвернулась халтура.
Я путешествую разве на «мыши».
Сеть, понимаете, инфраструктура…
Кто же еще ее, падлу, опишет?

Хоть бы начальник сказал недовольно,
Видя, что сгасла в коллеге сноровка:
«Ты журналист, или хорь протокольный?»,
И отослал меня в командировку.

Так ведь не скажет, он вежливый шибко,
Да и меня не поймешь без устава,
Что это, в тридцать три зуба улыбка,
Или свело лицевые суставы…

Что до сознанья, — так сделалось падко
На созерцание до сладострастья
Онтологического недостатка
Или не менее умной напасти.