Конец вечности (СИ)

— Война… которую, как я думаю, империя проиграет. Военные Кариты не умеют убивать. Корабли никогда не были в бою. И, что гораздо страшнее, вся махина так называемой единой Империи Кариты расколота на политические, национальные и классовые лагеря. Великие дома только и делают, что плетут интриги: против императрицы, против друг друга, против всех. Аристократия ненавидит промышленников, таких, как Мело, столица — окраину, бедные — богатых, Орден — Императрицу, а Императрица — Орден. В империи ведь никогда не было понятия терпимости, только понятия равенства и закона.

— Все равны перед лицом императрицы, — вздохнул Дезмонд, — и ни у кого нет прав.

— Ты преувеличиваешь, — мягко ответил Аэций, — но, так или иначе, единства нет. И война, которая скоро начнётся — это война не за власть, ресурсы и деньги. Война пойдет на уничтожение.

— Война на уничтожение бессмысленна.

Аэций взял со стола пульт и щёлкнул выключателем. На стене сбоку появилась голограмма. Дезмонд безразлично рассматривал обгоревшие остовы домов, машины, вплавленные в асфальт. Дома и машины почему-то были покрыты серебристым налётом.

— Интересный, наверное, фильм, — сказал он.

— Эта планета называлась Марел.

Дезмонд усмехнулся.

— Марел — планета курорт в секторе… — он запнулся, — в секторе Галаки. Почему было перекрыто сообщение с сектором?

— Из шести планет в системе осталось две, — Аэций проигнорировал вопрос, — всего было атаковано пять систем, — он щёлкнул кнопкой, и на экране появилась трёхмерная карта сектора Галаки, — противник уничтожает планеты выборочно, но его выбор не зависит от того, населена планета или нет.

— Война на уничтожение бессмысленна, — неуверенно повторил Дезмонд.

— Ты знаешь, что происходит со звездой, если убрать планету?

— Масса системы меняется… звезда может изменить свою массу, либо изменить галактическую траекторию. Но обычно этого не происходит, потому как даже уничтоженная планета остаётся кольцом астероидов внутри системы.

— От этих планет астероидов не осталось, — перебил Аэций.

Оба замолчали. Потом Дезмонд, придерживая рукой затылок, сел и потянулся за бутылкой коньяка. Зубами откупорив пробку, он сделал несколько больших глотков из горлышка.

— Странно, — сказал он. — Хорошо. При чём тут я?

— Авроре нужно единство. Авроре нужно, чтобы на стороне империи выступили все, кто может.

— Неудивительно. Но меня уже вряд ли признают повстанцы, и тем более не признает дом Аркан. Жаль, но придётся вам обратиться к кому-то, кого вы ещё не опорочили.

Аэций ответил не сразу.

— Я хотел обратиться к тебе, — сказал он. — Можно, конечно, работать с Меридиком или Ардией. И не делай такие глаза, мы знаем всех.

— Откуда? — резко спросил Дезмонд.

— Нашёлся тот, кто в самом деле стал говорить, — ответил Аэций, — в себе можешь быть уверен, но Эцин взяли ещё одного.

— Он выдал координаты Эринии?

Аэций молчал.

— Я хочу знать имя.

Аэций молчал. Лишь мягко улыбнулся, наблюдая за бешенством на перепачканном кровью лице.

— Имя — или я не работаю с вами. И хрен вы меня убедите.

Дезмонд откинулся на спинку дивана и смотрел в голубые, как лёд, глаза.

— Хорошо. Дай мне гарантию, что ты будешь сотрудничать.

— Слово виконта Аркан, — сказал он тихо.

Аэций молчал.

Дезмонд протянул над столом руку.

— Возьми и проверь, что значит моё слово.

Аэций осторожно коснулся его ладони. Он чувствовал ярость мятежника, чувствовал недоумение. И он видел его, как не видел ни один медиум.

Галактион убрал руку и произнёс спокойно:

— Ренгар Минс.

***

Аврора смеялась. Смех у неё был звонкий и сочный, но где-то в уголках рта сквозила горечь. Смех окрашивал тишину каюты в оранжевый и золотой с редкими прожилками коричневого.

— Я в восхищении, Аэций. — сказала императрица, отсмеявшись, — твои жертвы всегда приходят к тебе сами.

— Я бы не называл это так.

— Конечно, Аэций. Такой человек, как ты, должен давать своим действиям красивые имена. Ты и меня научил давать имена, — сказала Аврора и улыбнулась. Аэций подумал, что горечь, сквозившая теперь и в улыбке, да и в каждом жесте императрицы, должно быть, мерещится ему… Он точно мог сказать, что никто другой этой тайной тоски не видит, но не знал, значит ли это, что его обманывают чувства, сама Аврора… или же другие просто слепы.

— Давай я попробую, — продолжила Аврора, — «Люди тянулись к нему и были готовы умереть за него. Он никогда ни о чём не просил, но желания его были так близки каждому, что люди выполняли их, принимая за свои».

Аэций нахмурился.

— Прости, опять выходит не то. Ну, ты подумай на досуге, может опишешь в очередном томе своих… дневников. Скажи, а ты правда думаешь, что он будет полезен?

— Уверен.

Лицо Авроры стало серьёзным.

— Если ты собираешься привлечь повстанцев к войне… Это может быть очень неплохо, но тогда их нужно вооружить соответственно… Могу я быть уверена в них?

— Так же, как и во мне.

— Ясно, — Аврора вновь улыбнулась, — ладно, я подумаю, что можно сделать.

ГЛАВА 27. Долг