Конец великой войны

— Я обдумал. Согласен. Пользуйтесь мной по вашему усмотрению.

Несколько минут в комнате царило молчание. В глазах Винскеля вспыхнуло чувство жалости к этому молодому офицеру. Он был смущен. Но, быстро овладев собой, генерал холодно и, указывая на кресло, сказал:

— Садись. Прочти телеграмму.

Он вынул из бумажника депешу и протянул ее Шарлю Лепику. Офицер прочел:

«Приказ главного штаба войск за № 238.

Приготовить в двенадцати часам ночи дирижабль. Ночью неприятель будет осматривать позицию. Совершатся полеты. Во главе будут командующий армии генерал Зильгейм и Гросмерк, генерал фон Пардебек, полковник фон Веско».

Офицер возвратил послание.

— Что, понял? — спросил генерал. — Дирижабль — вероятно, «Парсифаль», так как у «Цеппелина» тяжелый двигатель. С другой стороны, «Цеппелин» один может поднять семь человек. С офицером-механиком и двумя пилотами как раз семь человек… А теперь еще вопрос. Твой аэроплан…

— Шестьсот пятьдесят кило, электрический двигатель в сто сил; я свободно совершаю против ветра восемьдесят миль в час и сто двадцать по ветру. Могу взять одного пассажира или около восьмидесяти кило бомб или взрывчатых веществ.

— Прекрасно. Подойди ближе и внимательно выслушай меня…

* * *

Генерал долго говорил. Время от времени офицер прерывал его своими расспросами. Наконец, когда обо всем было переговорено, Шарль Лепик сказал:

— Не беспокойтесь, генерал, все будет исполнено.

— Повторяю, если тебе это удастся, останешься жив, спасая отечество, я, во имя Республики, обещаю сделать для тебя все, что ты пожелаешь.

Шарль Лепик равнодушно произнес:

— Я не желаю никаких вознаграждений. Мне не надо ни орденов, ни денег, ни боевых отличий… Я желаю остаться в тени. Я сделаю то, что вы велели сделать. То, что вы от меня требуете, соответствует моим взглядам, моим принципам, моим надеждам. Вы смотрите на меня с удивлением. Вам никогда ничего подобного не говорили… Я сейчас вам кое-что объясню… Видите ли вы, в чем дело. Хотя меня и называют Шарлем Лепиком, но на самом деле я — Жан Леклерк, анархист…

Генерал Винскель машинально протянул руку за револьвером.

— Оставьте ваше оружие, — продолжал офицер. — Вам нужна моя помощь, я это знаю. Я даю вам слово, что сделаю все, что вы мне сказали. Исполняя ваше поручение, я буду преследовать намеченную мною раньше цель.

Я решил умереть за родину, как настоящий сын революции; если Германия победит Францию, вовлекая в войну Австрию и Венгрию, монархическое правление легко может быть восстановлено. Для страны это будет большим отклонением от цивилизации… Думаете ли вы после того, что я вам изложил, что я не готов сделать все возможное, чтобы спасти свою родину?

— Я вам верю, — проговорил генерал Винскель, подавая руку анархисту. — Идите и действуйте.

* * *

Была зимняя ночь. Аэроплан, словно большая черная птица, вылетел из французского лагеря и плавно понесся в воздухе.

Жан Леклерк потушил огни. Он держался на своем маленьком сиденье и пристально всматривался в даль, и, летя под синим небом, усеянным яркими блестящими звездами, прислушивался к малейшему шуму.

Время от времени авиатор нажимал электрическую кнопку, в маленькой лампочке вспыхивал огонь. Жан проверял воздухомер, указывающий направление полета, и вновь аэроплан погружался в темноту.

Жан Леклерк зажег папироску. В шестидесяти метрах над землей можно было не опасаться людей.

Внезапно на земле показалась большая красная звезда, которая быстро неслась вперед; навстречу появилась вторая голубоватая точка.

— Два автомобиля… Надо проследить, что будет дальше…

Удвоив меры предосторожности, боясь быть замеченным, он спустился на тридцать метров к земле. При блеске голубоватого рефлектора авиатор увидел двух офицеров.

Жан Леклерк видел, как они подняли голову и указывали на небо в его сторону. Его, очевидно, заметили.

«Эти господа ничего не могут сделать со мной, — подумал он. — По всей вероятности, они предупредят воздухоплавателей и сейчас откроется форменная стрельба».

В одно мгновение он поднялся на сто метров. Теперь его нельзя было видеть. Ночь защищала его темным покровом…

Жан Леклерк все летел вперед, аэроплан уже достиг конечной цели. Перед ним была длинная полоса огней, означающая неприятельский лагерь.

Расстояние между немецкими и французскими войсками было не более двадцати пяти километров.

В ожидании неприятеля, авиатор делал виражи.

Луна спряталась за тучи. Военная птица, как ночной хищник, планировала в воздухе. Глухой шум пропеллера лишь нарушал ночную тишину страшным, зловещим свистом…

* * *

Внезапно местами зажглись прожекторы. Они осветили темный горизонт, окрасили разноцветными огнями дремлющие леса… Ослепительно голубая струя загорелась на синем небе, вырисовывая красивый силуэт моноплана…

Раздались пушечные выстрелы… Снаряд пролетел мимо аэроплана…

Жан Леклерк презрительно улыбнулся. Равнодушной рукой он повернул рычаг, удвоил скорость аэроплана, поднимаясь все выше и выше…

Та же ослепительная струя света преследовала его, в его сторону опять навели рефлектор, пуля задела сталь…

«Они недурно стреляют», — подумал анархист.