Конец войны (СИ)

- Здравствуйте, а где я могу найти капитана Ермолаева?

- Ну я Ермолаев, - хмурый взгляд нехотя оторвался от кружки, вскользь пробежался по мне от сапог до макушки и вернулся к исходной точке.

- Товарищ капитан, военкор газеты "Боевое знамя" лейтенант Звягинцев.

- Что ты орёшь! Не видишь, люди спят, - зло прошипел Ермолаев.

- Направлен к вам по заданию редакции, - я снизил голос почти до шёпота.

Капитан залпом выпил содержимое кружки, подцепил ножом кусок тушёнки, но так и не отправив его в рот, хмуро уставился на меня исподлобья:

- Ну и на хрена мне это надо?

Если бы я был промоутором, готовым впарить свой товар первому встречному, я бы имел наготове сотню ответов на этот самый популярный в моём времени вопрос. А так я не нашёл ничего лучше, как молча пожать плечами.

- Ну заходи, - капитан невесело хмыкнул и указал на скамью напротив, - садись.

Я протянул ему документы, на которые он едва взглянул, и сел. Капитан, не говоря ни слова, наполнил кружку и придвинул ко мне.

- За знакомство? - я попытался изобразить дружелюбную улыбку.

- За упокой душ светлых и невинных, - капитан одарил меня ледяным взглядом. Улыбка медленно сползла с моего лица, и я, не говоря больше ни слова, влил в себя половину содержимого кружки.

Жидкий огонь опалил горло, заставив поперхнуться. Капитан заботливо вставил мне в растопыренные пальцы котелок с водой, чтобы я смог погасить "пожар", и забрал кружку себе.

- Война - это мужская работа, и женщинам на ней не место. Им бы детишек рожать, а они..., а эта сука костлявая самых лучших, самых красивых забирает. Э-э-э-х... - он опрокину в рот спирт, закусил тушёнкой и замер, начисто потеряв ко мне интерес.

Глупее положения не придумать. С одной стороны, никто тёплой встречи и пионеров с цветами не обещал, но с другой, - мне-то что делать?

- Ничего не делай, сиди не дёргайся, - тут же пришёл на помощь Хроник, - сейчас любой твой шаг будет тебе только во вред.

Я внял совету и замер. Прошла пара минут, и капитан, по-прежнему не обращая на меня внимания, поднялся и пошёл к нарам.

- Семён, - потрепал он за плечо спящего товарища, - к нам тут корреспондент подъехал, займись им.

Солдат, названный Семёном, поднялся, а капитан тут же занял его место, укрывшись шинелью с головой. Спавший одетым, Семён натянул сапоги, нацепил ремень, расправил складки и вышел в круг света, расчёсывая пятернёй густой и чёрный, как смоль чуб. Вошёл в свет, и я вздрогнул. Вздрогнул буквально, всем телом, всем нутром, всем, что вообще может вздрогнуть в человеке. Сердце сорвалось с привычного места, застряло в горле и забилось там загнанным в угол зверьком. Передо мной стоял тот, чьё лицо я столько раз видел на старых военных фотографиях, тот, чьё фото до сих пор висит в доме деда рядом с портретом прабабушки.

- Привет, - он протянул мне руку, - старший лейтенант Стародубцев, Семён.

- Па... в смысле Глеб Звягинцев, военкор газеты "Боевое знамя".

- Ты, Глеб, на Ермолаева не обижайся. Слышал, небось, про связисток? Сегодня утром бомбой накрыло.

- Ну да, конечно.

- У Ермолаева сестра младшая такого же возраста, как эти девчонки, и тоже связистка, только на Южном фронте. Вот он и психует.

- Я понимаю, товарищ старший лейтенант.

Он внимательно изучил мои документы и, придвинув их на мою сторону стола, произнёс:

- Мы почти ровесники, так что давай на ты и по имени. Не на плацу.

- Давай.

- Ну и о чём ты, Глеб, писать собрался?

- Как о чём? О вашей работе, о ваших подвигах, о том, как вы за одну ночь скрытно от противника сумели наладить больше десятка переправ через Чёрную речку, о том, как по этим переправам наши войска пошли в наступление и так далее. Короче говоря, о подвиге саперов.

- Да какой там подвиг, Глеб, нормальная работа. Вот кто под огнём по этим переправам в атаку шёл, вот это подвиг, а мы что, нарубили гатей да мостков заранее, ночью втихаря к берегу приволокли, на воду спустили, меж собой связали и всё, переправа готова.

- Кому положено и о тех, кто в атаку пошёл, напишет, а у меня конкретное редакционное задание - написать о боевых буднях сапёров. А уж есть в этих буднях подвиг или нет, это пусть читатель решает. По мне так война - это вообще один большой народный подвиг.

- А вот тут ты брат, не прав. Конечно, народ поднялся и жизней своих не жалеет - это факт, но ведь и сволочей разных хватает, которые после первого же выстрела лапки вверх поднимали, и к немцу в плен шли. Или того хуже, своим же ребятам в спину стреляли, чтобы трусость их не заметили. А сколько нечисти обрадовалось, когда немец пришёл. Раньше они как все были: на собрания ходили, руки поднимали, в ладоши хлопали, а сами тихо Советскую власть ненавидели. Ненавидели и боялись. А сейчас обрадовались, повылазили из нор, немцу прислуживают, сапоги лижут. А ведь тоже народ, как не крути.

- Да, Семён, война она, как зеркало волшебное, отражает не внешность человека, а сущность. И фактов, о которых ты говоришь, из истории не выкинешь. Но не всех на это подлость душевная толкает, кого-то может и страх сломать, и голод, и другая какая нужда.

- Ты что же оправдываешь их что ли!?