Конец «Золотой лилии»

– Это не допрос, – Сидорин изобразил подобие улыбки на усталой физиономии. – Ни в коем случае не нужно так думать. Мы просто беседуем, уточняем с вами некоторые неприятные, к сожалению, события. Я в роли спрашивающего, а вы ответчица… Однако можете отвечать только на те вопросы, которые считаете для себя удобными.

– Нет, я скажу все, что знаю, – голос Зинаиды Гавриловны стал тверже, а глаза обратились к Сидорину с чуть заметным светлячком решимости. – Консьержка Антонина Кулькова давно начала враждебные действия против меня и против моего… покойного Севы… моего мужа Всеволода Васильевича, который сначала ни в чем не был виноват…

– Прошу вас говорить спокойнее. Это и в моих, и в ваших интересах. Чем вы будете точнее, открытее, тем больше надежды установить причины случившегося с вашим мужем.

– Севу уже не вернешь, – скорбно прошептала больная, и опытный опер Сидорин еще раз ощутил: для Слепаковой потеря мужа – это трагедия, потеря действительно дорогого и любимого человека.

«Везет некоторым», – подумал капитан, имея в виду не судьбу, а отношения бывшие между Слепаковыми.

– Да, вернуть вашего мужа невозможно. Наша задача выявить, разоблачить и наказать виновных. Наказывать будет, конечно, суд. А мы должны представить следствию факты совершенных преступлений. Я слушаю, Зинаида Гавриловна.

– Когда у нашего соседа этажом ниже, Хлупина, умерла собака…

– Вообще-то по-русски говорится «сдохла», – заметил Сидорин. – Умирает, между прочим, только человек…

– Консьержка Кулькова сумела убедить Хлупина, что собаку его отравил муж.

– Почему вы так считаете?

– Мне сказала одна знакомая во дворе, что Кулькова всем об этом болтала. А другим соседям говорила наоборот, будто сам Хлупин это распространяет. Ей зачем-то нужно было натравить Хлупина на Всеволода Васильевича. А мужа – на Хлупина. И вот тут она использовала меня. Я поступила очень неосторожно, поверив этой дрянной старухе. Она сказала: надо зайти к Хлупину и уверить его, что Всеволод Васильевич его бассета…

– Кого, простите?

– Бассет… порода такая. Длинное туловище на коротких ножках, с длинными ушами. Больше таксы раза в три.

– То есть, она… Кулькова… хотела, чтобы вы убедили Хлупина…

– Всеволод Васильевич не собирался травить его собаку. Да и просто физически не мог этого сделать. Хотя собака, конечно, выла ужасно. Не было покоя.

– Давайте, Зинаида Гавриловна, от собаки перейдем к тому моменту, когда вы оказались в квартире Хлупина.

– Хорошо, – Слепакова остановилась, как-то приниженно и жалко взглянув вдруг на Сидорина. – Я поднялась к Хлупину вместе с Кульковой. Я объяснила. Хлупин не очень злился. И старуха предложила выпить кофе в знак добрых отношений. В знак примирения. Стоило мне выпить глоток, как у меня отнялись руки и ноги. И голоса не стало.

– Так. Клофелин в малой дозе. Или… И как было дальше?

– Я не могла ни сопротивляться, ни кричать. Старуха меня раздела. И Хлупин…

– Изнасиловал вас?

– Да, он делал, что хотел. А Кулькова смеялась… вообще издевалась надо мной.

Капитан сделал быструю запись в своей сыщицкой книжке, тем более что Слепакова замолчала. Выражение глаз Зинаиды Гавриловны свидетельствовало о самом унизительном для нее месте в этих показаниях.

– Слушаю вас, – в лице опера мелькнуло, может быть невольное, мужское сомнение: польстился бы на самом деле кто-нибудь на такую… хм… малопривлекательную даму?

– Кулькова объявила мне, что расскажет обо всем мужу. И убедит его, будто я специально для этого и пришла к Хлупину. А если я не стану жаловаться, то она скроет всё. Но тогда мне придется приходить к Хлупину в назначенные дни.

– И вы не рассказали мужу? И согласились с требованием дежурной по подъезду и этого… Хлупина?

– У Всеволода Васильевича был очень суровый характер. Он мог мне не поверить. Я так подумала. В общем, я очень испугалась. Я просила Кулькову не заставлять меня спускаться на этаж к Хлупину. Но она… она почему-то умела как-то жутко на меня влиять. Не знаю, из-за чего так происходило. Вроде бы я считала себя здоровым, независимым человеком. И вот… не знаю, как вам объяснить…

– Дальше, Зинаида Гавриловна. Вы вступили в постоянные сексуальные отношения с Хлупиным. Это очень скверно. Надо было всё рассказать мужу. Он бы нашел решение. И наконец, обязательно следовало обратиться в милицию. Принудительное склонение женщины к половой связи… а тут вообще явное изнасилование с применением одурманивающих препаратов… является серьезным уголовным преступлением. Идет после умышленного убийства, нанесения тяжких телесных повреждений и, так называемой, групповухи. А еще шантаж!

– Мне трудно объяснить, почему я оказалась такой безвольной и покорной. Кулькова каким-то образом влияла на меня. Я ее боялась, я не могла решиться на кардинальные меры.

– Значит, вы боялись и мужа, и Кулькову?

– Мужа я не боялась. Я с ужасом думала, что он узнает и расстанется со мной. Или что-нибудь… И вообще такой позор… Кулькова давила на меня психологически. У меня голова становилась, как в тумане, после ее убеждений. Вроде гипноза. Ведь может такое быть?