Конфетнораскрашенная апельсиннолепестковая обтекаемая малютка

Ах, что за дьявольщина творится? Внезапно Хелен чувствует полную безнадежность. В Нью-Йорке есть по меньшей мере десять известных ей женщин, которые совсем как она: разведены и прекрасны; разведены и на самом деле отлично с этим справляются; разведены и оказываются желанными гостьями на всех вечеринках, да и вообще на всех мероприятиях, куда только можно их пригласить; разведены и постоянно появляются в колонке как Джо Дивера, так и всех ему подобных; разведены — и остаются женщинами, у которых есть все. Имена этих десяти женщин Хелен способна запросто отчеканить, потому что знает их самих вдоль и поперек. Кое у кого из них великие американские баронские имена, однако Хелен, а также все эти десять женщин совершенно… совершенно, совершенно неспособны найти для себя в Нью-Йорке нового мужа.

Разумеется, Хелен пыталась! В этот процесс была вложена уйма доброй воли — как ее собственной, так и ее друзей. Дж___ы как-то пригласили Хелен на обед, устроив все это дело исключительно ради того, чтобы она познакомилась с их фаворитом среди всех подходящих молодых людей в Нью-Йорке. Он был красив, являлся одним из самых молодых вице-президентов банка в Нью-Йорке (подлинных вице-президентов, раз уж на то пошло), а также великим гонщиком на Бермудах. Они с Хелен поговорили о его напряженной жизни среди жеребцов Уолл-стрит. Они поговорили обо всех тех вещах, которые друзья Хелен постоянно подкачивали в разговор — о Джаспере Джонсе, о «нувель вог», о фальшивой эстетике модных фотографов. Они гримасничали, кривились, улыбались, цепляли кусочки крабового мяса, в котором не было совсем никакой «химии». А затем он отвез ее обратно на Восточную 57-й улицу, где они вошли в лифт, полный разных деревянных завитушек, а у низкорослого лифтера были нашиты канты по всей униформе. И в тот самый момент, когда дверцы лифта за ними закрылись, у них в головах словно бы зашипели струйки пара, говорящие им обоим о том, что это… нет-нет, это совершенно невозможно; выпустите, выпустите меня отсюда.

Две недели спустя Д___ы пригласили Хелен на обед, и миссис Д___ встретила ее практически у выхода из лифта, после чего принялась очень возбужденно, очень конфиденциально ей втолковывать:

— Знаешь, Хелен, мы посадим тебя рядом с нашим абсолютным фаворитом среди всех подходящих молодых людей в Нью-Йорке.

Им, понятное дело, оказался тот же самый Бермудский гонщик. Да уж, всеобщий фаворит. На сей раз они с Хелен просто поулыбались, погримасничали, покривились, воздержались от ответов на воображаемые вопросы с другой стороны и взяли себе вместо этого по ломтику дыни.

Какая досада! Ох уж все эти так называемые мужчины в Нью-Йорке! Спустя какое-то время, в ретроспективе, Бермудский гонщик уже начинает совсем неплохо выглядеть. Со временем можно было бы даже забыть про «химию». Все романы у Хелен продолжают разворачиваться по одной и той же схеме: ей попадаются надменные, осторожные, жеманные, скромные… рассеянные, вызывающие одну досаду мужчины, которые заводят свои часы, прежде чем заняться любовью. Внезапно Хелен кажется, что куда лучше не быть женщиной, у которой есть все. Тогда она смогла бы выйти замуж за какого-нибудь решительного мальчика, каковыми в Нью-Йорке обычно являются актеры. А так Хелен оказалась в… некой декорации, где холостяки уже далеко не мальчики. Все они поглощены своими карьерами. Они не шатаются вокруг «Лаймлайт Кафе», имея в голове единственное желание — затащить в постель нью-йоркских прелестниц. Жены этим мужчинам почему-то не нужны. Они легко находят себе женщин, когда таковые им требуются — для украшения, для компании или даже для постели, если уж на то пошло, короче, для чего угодно, — ибо женщины имеются повсюду и поистине в редкостном изобилии.