Конфеты (СИ)

— Тебя встретить? Ты поздно заканчиваешь?

— Ну-ну, Неджи, ты захотел в один день исполнить все обязанности истинного джентльмена?

— Да, наверное, на завтра тогда ничего не останется и придется не обнимать тебя на прощание, а толкать в лужу.

— Какой ужас, — ахнула Сора и схватилась за плечи. — Не волнуйся, я дойду сама. Пока! — и, не дождавшись ответа, упорхнула в знакомую сторону. Уже предвкушая запах настоек и лекарств, куноичи легко шагала по чистой улице, поправляла волосы и срывала попадающиеся цветы, старательно изучая их аромат. В голову пришло, что нужно было сделать что-то милое на прощание, например, смущенно чмокнуть его в щеку. Но почему смущенно? В день, когда она призналась ему, обхватывая его шею руками, почему-то желание быть ближе полностью вытеснило стеснение на второй план. Это воспоминание тепло отозвалось у нее в груди.

Каждый раз Сора удивлялась, протирая пыль с полочек, что та появляется на них слишком быстро — не успеешь глазом моргнуть. Разного размера и цвета банки, засыпанные сухими травами, друг за другом стояли на длинных деревянных полках. На узком подоконнике стояла пара горшков с какими-то неприхотливыми растениями, о происхождении которых девушка не знала — они появились задолго до ее прихода в этот квартал.

Забравшись на табуретку, куноичи потянулась к справочникам, на которых скопилась вековая пыль, и прошлась по ним влажной тканью. В воздухе встал затхлый запах. Сзади послышалось сначала неуверенное шкрябание, после дверь резко распахнулась, и она обернулась, чуть пошатнувшись на табурете. На плече Шисуи покоилась перекинутая через его шею безжизненно свисающая рука.

— Итачи-сан! — воскликнула Сора.

— Жить будет! Только помогите… — Шисуи поковылял в сторону узкой кушетки, застеленной белой простыней. Итачи еле волочил ноги.

— Что произошло? — быстро спросила она и принялась помогать коротковолосому уложить Учиху. Как отметила девушка, видимых повреждений не было.

— Ничего страшного, — пытался заверить ее Шисуи, но лицо его выдавало, — просто слишком часто использовал гендзюцу.

Сора ничего не ответила, только сосредоточенно свела брови у переносицы и сконцентрировала чакру в руках. Ее ладони прикоснулись к его вискам, прошлись по лбу, глазным впадинам, надбровным дугам. Глаза были повреждены, но Шисуи был прав: Итачи в порядке, это было следствием перенапряжения и работы на износ.

— Вы правы, — согласилась она, не переставая залечивать лопнувшие сосуды. — Итачи-сан, не открывайте глаза. Как вы себя чувствуете?

— Нормально, — тихо сказал тот, спиной ощущая прохладную поверхность кушетки.

Она не могла сказать, чтобы он больше так не делал, не доводил себя до такого состояния, потому что это было его работой, а ее задача — справляться с последствиями его работы. Тем более, она не имела никакого права лезть в его личные дела, поэтому молча продолжала смотреть на его лицо, не выражавшее ни боли, ни облегчения. Шисуи, как ни странно, также молчал. Они нечасто ходили на совместные миссии, поэтому это задание было чем-то из ряда вон выходящим. В его голове не укладывалось поведение друга, который словно перестал думать и напрочь забыл как это делается, используя только гендзюцу непомерно часто, тем самым доводя себя до истощения. От глаз Шисуи не осталось незамеченным подавленное состояние Итачи, и тот списывал это на проблемы в личной жизни, ведь что еще могло достучаться до его друга? Наконец тот прервал молчание:

— Сора-сан, Итачи, я должен идти, — девушка коротко кивнула, и Шисуи тихо вышел, оставляя их вдвоем. Куноичи стояла у изголовья, невесомо касаясь кожи лица Учихи.

— Это не мое дело, поэтому не буду спрашивать. Только попрошу, чтобы вы были осторожнее, — сказав это, Сора убрала ладони и завела их за спину. — Можете открывать глаза. В целом все хорошо, будет легкая слабость и головокружение, но тут вам поможет сон и полноценный отдых. Хотя бы день.

Итачи шумно выдохнул, все также лежа с прикрытыми веками. Он вдыхал стоявший кругом запах трав и лекарств, попутно представлял ее лицо. Какая она сегодня?

— Спасибо, — прошептал он и уже громче добавил: — Скажи мне это в лицо.

— О чем вы?

— Ты знаешь, — и она знала, но боялась подумать. Ей стало невыносимо стыдно.

— Я должна была сказать это раньше. Наверное, даже раньше, чем могла бы подумать сама, но я… Мне не удавалось разобраться в своих чувствах, и я вводила всех в заблуждение. Я оправдываюсь, знаю, поэтому скажу прямо: я не могу ответить вам тем же, — на одном дыхании произнесла Сора, опустив глаза в пол. Это чувство, что она поступает отвратительно неправильно по отношению к Итачи, постоянно пыталось вырваться наружу, но накрывшая ее эйфория после признания Хьюги пеленой заглушала голос совести. И сейчас, когда Учиха лежал тут, прямо перед ней, заставило ее почувствовать отвращение к себе и своей глупости.