Конфидентка королевы. На службе Ее Величеству

Наконец Хайфа успокоилась и резко выпрямилась: если ничего уже не изменишь, нужно хотя бы остаться в памяти Джибраила гордой женщиной, не опустившейся до мести и шантажа. Месть — удел слабых, шантаж — глупых. А еще пусть запомнит ее великодушие. Открыв резной ларчик, она выбрала несколько драгоценных камней и сыпнула их в кошель Габриэля, значительно увеличив его накопления. И аккуратно сложила все его вещи назад в седельные сумки. Дорогое боевое седло с богатой серебряной чеканкой шевалье всегда забирал из конюшни в жилые комнаты, и Хайфа в задумчивости изучила его. Отыскав в дорожном сундуке подходящий кусок ткани, она написала на нем несколько слов. Затем медленно стянула с запястья любимый браслет с рубинами «цвета голубиной крови» и завернула его в лоскут с подсохшими чернилами. С горькой усмешкой женщина спрятала драгоценность под нижней обшивкой, прикрепив глубоко внутри седла. Зачем? Даже под пыткой она не ответила бы на этот вопрос. Ответа попросту не существовало.

Утро Хайфа встретила у окна. Она была безупречно одета. Солнце, еще не видимое, но уже мощно пробивающее себе дорогу, рассеивало остатки ночной тьмы, и на улице все четче прорисовывались очертания зданий. Женщина услышала скрип открываемой двери и не спеша повернулась. Натянутая, как струнка, спина, развернутые плечи, голова горделиво вскинута…

— Если твое желание неизменно, мы возвращаемся в Дамаск, — спокойно известила Хайфа Габриэля о своем намерении и встретилась с его недоверчивым взглядом. От него пахло перегаром, но взгляд оставался трезвым. Хмель не брал его. Видно, и ему расставание дается тяжело. Хайфа смягчилась и пояснила с улыбкой: — Я устала все время бояться! Ты прав: лучше одним махом разрубить запутанный узел и не продлевать агонию исчерпавших себя отношений.

— Твое решение вызывает у меня подлинное уважение. Я оставлю Рапида у ворот Дамаска и уеду. Не будем устраивать шумных прощаний, хорошо?

— Коня ты заберешь с собой, — сказала Хайфа, но, увидев отрицательный жест, с вызовом добавила: — Или я его зарежу! Рапид не знал другого седока, а мне лишние напоминания о тебе ни к чему!

У стен Дамаска Габриэль обернулся и долго смотрел в сторону паланкина. Затаив дыхание, Хайфа замерла в отчаянной, надрывной мольбе. Но он круто развернул коней на запад.

— Все в порядке! Так надо! — громко крикнула хозяйка, увидев замешательство людей, удивленных поступком командира.

Одинокий всадник вскоре исчез за горизонтом, а торговый обоз поглотили ворота Дамаска. Хайфа ничего не видела — глаза ей застилали слезы. До служанки долетало ее прерывистое бормотание:

— Он очень разборчив в любви… и долго присматривается. Слишком долго… Я успела ему надоесть.

***

Достигнув Акры, которая последние почти сорок лет была столицей иерусалимских королей, Джибраил вновь почувствовал себя Габриэлем д’Эспри. Забытое и чертовски приятное ощущение! Наконец-то он выполнит обет, данный семь лет назад, и послужит христианскому воинству в деле освобождения Гроба Господнего от неверных. Неверных? Габриэль усмехнулся.

Он выбрал постоялый двор в районе Монмусар, на севере города, и снял там несколько комнат. А с утра отправился осматривать Акру.

Город делился на огромные кварталы, принадлежащие венецианцам, пизанцам, генуэзцам, франкам, провансальцам, англичанам, немцам, фламандцам. У каждой колонии был свой храм. Позже Габриэль узнал, что в Акре насчитывается три с лишним дюжины церквей и соборов. Невероятное количество даже для такого огромного города! Но еще больше Габриэля-воина поразила оборонительная мощь Акры. Со стороны моря порт охраняла сама природа с помощью скальных мысов и коварных рифов. А на суше в кольце толстых неприступных стен с могучими башнями каждая община выстроила по дополнительной цитадели. Самыми крупными из них — крепостями в крепости — владели тамплиеры, госпитальеры и иерусалимская королева Иоланда.

Габриэль бродил по чистым узким улочкам среди высоких каменных домов единой высоты. Стены, сложенные из отесанных блоков белого известняка, украшали живописные росписи; почти все окна были застеклены. Богатый город.

Центр по обыкновению представлял собой сплошной рынок, где лавки ремесленников пестрой вереницей сменяли друг друга. Здесь раскаленный безжалостным палестинским солнцем воздух смешивался с удушливым смрадом, а налетавший с моря ветерок вместо спасительной свежести приносил зловоние морского порта. Разноязыкий гомон, состоящий из криков зазывал, споров торгующихся, звонкоголосой женской болтовни, задиристых воплей пьяных моряков, нестерпимо резал Габриэлю слух.

— Вавилон! — громко произнес он.

— Простите, вы что-то сказали? — замедлив шаг, переспросил немолодой рыцарь с алым крестом на белоснежном сюрко.

— Невольно глохнешь от этого разноязыкого гула. Настоящий Вавилон, — улыбнулся шевалье.

— Ваша правда, с непривычки тут тяжеловато. Я так понимаю, вы в Акре недавно?

— Со вчерашнего дня.