Толпа оборванцев забрасывала камнями прижавшихся к ограде пожилого мусульманина и мальчика, защищающего старика своим худеньким телом. Растерянный старик в чалме прижимал к груди несколько свитков, а его защитник что-то громко кричал под градом летевших в их сторону камней. Несчастные были уже ранены, но надсадный собачий лай, раздающийся из-за огороженных высокими заборами садов, и улюлюканье бессердечных ротозеев лишь раззадоривали нападавших. Возмущенная Сабина открыла рот, собираясь вмешаться, но тут заметила, как барон, также отличавшийся обостренным чувством справедливости, уже направил коня в сторону бросавших камни людей и вытащил меч из ножен. При виде воинственного всадника толпа негодяев сразу же рассеялась.
Ухмыльнувшись, Арно легко спрыгнул с коня и помог спешиться супруге. Сабина нежно поцеловала его в щеку. Вместе с Хуаном они подошли к пострадавшим. Темноволосый мальчик оказался юношей лет восемнадцати, однако из-за сильной худобы и невысокого роста выглядел гораздо моложе.
— Спроси`те, за что на них набросились? — обратилась Сабина к Хуану.
— Разрешите представиться, — опередив переводчика, на безупречном
При последних словах Родриго попытался усмехнуться, но тут же скривился от боли. Из его разбитой губы побежала струйка крови. Вытащив из-за пояса носовой платок, Сабина нежно вытерла его лицо и прижала кусочек ткани к разбитому рту. Юноша выглядел смущенным. «Он не привык к подобной заботе», — с усмешкой отметила она про себя и перевела взгляд на обиженно сопящего старика. Тот, одной рукой потирая ушибленные места, в другой по-прежнему крепко сжимал свои свитки.
— Им нужно оказать помощь. — Озабоченный вид Сабины подсказал ее мужу, что она не собирается бросать этих людей на произвол судьбы.
— В двух кварталах отсюда есть приличная харчевня, — вмешался в разговор Хуан. — Там мы и попросим помочь раненым.
— А заодно и накормим их, — тихо добавила баронесса, скользнув сочувственным взглядом по болезненно худому телу Родриго.
Пострадавшим промыли раны и дали умыться, а затем все вместе уселись за большой дубовый стол под полотняным навесом в уютном дворике харчевни. В углу журчал крохотный фонтанчик, наполняя воздух свежестью и умиротворяющим звуком падающей воды. Мальчик-араб вскоре принес вино, молоко и хлеб с сыром.
— Расскажите о себе подробнее, — попросила Сабина, заметив под грязной рубахой на шее у Родриго маленький деревянный крестик. — Что это за странная парочка: христианский юноша и старик-мусульманин?
— Тут нет ничего странного, сеньора. — Ясные карие глаза доверчиво смотрели на отзывчивую госпожу. — Я родился в семье кузнеца, но с детства проявлял тягу к знаниям, и мои родители решили, пока достаток им позволяет, обучить меня грамоте. Меня отдали в школу к Мусе, который жил и работал в доме Педро де Кастро — это один из местных рикос омбрес[38]
. Десять лет назад у нашего мудрого наставника была дюжина таких, как я. Он обучал нас риторике, диалектике, астрономии, а также латыни и арабскому (франкские наречия я освоил самостоятельно). Несколько лет назад в кузне, где работал мой отец, случился пожар. Огонь перекинулся на дом и сделал меня сиротой…— Сочувствую, — искренне вздохнула Сабина и придвинула к юноше миску с молоком и накрошенным туда хлебом. Голодный Родриго то и дело сглатывал слюну, и это мешало ему говорить. — Поешьте, а затем продолжите.
Сама же, сделав глоток весьма недурного вина, с мысленной улыбкой наблюдала за восторженным удивлением Арно. Помогала мужчинам и беседовала с ними она одна, он лишь внимательно слушал. Было заметно: ему это нравилось. Увидев, что Сабина крошит хлеб в миску с молоком, муж повторил ее действия, приготовив порцию для старика.
Родриго, жадно поглощая еду, поглядывал на красивую сеньору с добрыми глазами, выражавшими неподдельное сочувствие: так притворяться невозможно! Утолив первый голод, юноша охотно продолжил рассказ.
— Платить за учебу стало нечем, но Муса не прогнал меня и даже пригласил к себе жить. За это я помогал ему переводить труды арабских ученых на латынь. Переводы делались для просвещенного хозяина, благодаря им снисходительно смотревшего на мое пребывание в доме. Но год назад Педро умер и его жена, считавшая меня и Мусу дармоедами, выгнала нас на улицу. Муса ибн Саид, тридцать лет проживший в этом доме и не имевший другого пристанища, сразу сник и постарел. Теперь моя очередь о нем заботиться. Я помогаю учителю составлять письменные сделки на городских рынках, иногда записываю послания для неграмотных клиентов. На это мы и живем.
— А где же вы ночуете?