Конфиденциальный источник

— Хороший был человек, — отметил повар и принял такой важный вид, будто является владельцем заведения. — Хороший человек и много сделал для общества. И какова благодарность?

Я использовала эту реплику для последней строки очерка: Барри Мазурски, семьянин, предприниматель, опора общества. Мне было неловко перечитывать такую откровенную лесть. Не удалось услышать ни одной мало-мальски критичной фразы о покойном. В качестве компенсации я написала, что плохо его знала, несмотря на дружеские отношения.

К пяти часам Джонатан закончил статью о демонстрации против легализации азартных игр и ушел домой. Я уже написала пять абзацев об автомобильной аварии, Викторе Дельриа и отказе полиции признать его подозреваемым, однако очерк о Барри, в принципе готовый, продолжал светиться на мониторе.

Я взяла телефон и позвонила на радиостанцию. Снявшая трубку женщина отказалась дать домашний телефон Леонарда. Если он знает нечто интересное, почему ему не поделиться со мной? Или он считает меня конкурентом?

Еще раз перечитав очерк о Барри, я закрыла глаза и нажала на кнопку «отправить».

Неловкость прошла быстро. Моему редактору Роджеру статья понравилась, и он отверг просьбу придержать ее на один день, чтобы найти дополнительные источники.

— Все и так великолепно. Он словно ожил на бумаге и снова стоит за кассой, — отметил Роджер.

За весь день никаких новостей. Кроме демонстрации, в штате ничего не произошло. Мой очерк о Барри, который первоначально планировали поместить на странице муниципальной жизни, решили перенести на первую полосу. Наконец я закончила редактуру.

Оставалось убить пару часов до встречи с Леонардом. Выйдя на улицу, я пошла к машине и заметила, как толпы людей направляются к Юнион-стейшн. Шесть часов — слишком рано для ужина.

Тут я вспомнила об «Уотер-Файр». На сегодня назначено представление: сто крошечных огоньков на плоских чашах поплывут по реке после захода солнца, под звуки музыки. Нечто вроде фейерверка, только изящнее. В такие летние вечера Кэролайн любит гулять в парке вдоль берега среди толпы людей и разыскивать там меня. Ресторан «Рафаэль» находился далеко от реки. Хороший способ убить время.

Для октября погода стояла необычайно теплая. По другую сторону Дорранс-стрит полицейский регулировал поток прохожих на перекрестке. К тому времени как я пробралась по Юнион-стейшн к Стене надежды, подземный переход в парк набился людьми, которые останавливались поглазеть на рисунки, украшающие стены тоннеля. Я пыталась аккуратно обогнуть какую-то медлительную семейку, когда услышала бой гонга.

Вдруг повсюду разлилась музыка. От навязчивой мелодии пошли мурашки по коже, несмотря на теплый свитер. Я последовала за толпой в парк и подошла к перилам взглянуть на воду.

Узкая спокойная река текла через центр города к заливу. Она так походила на канал, что казалось, ты очутился в Венеции, особенно когда туристов перевозили гондолы. По воде скользило пять черных лодок прямо к чашам с ветками, разбросанным в трех метрах друг от друга на всей длине реки. Каждый раз, когда кто-нибудь из лодки нагибался вниз, чтобы зажечь чашу факелом, толпа радостно ликовала. Появление света сопровождалось аплодисментами.

Я стояла, наблюдая за огнями, — угольки отражались в воде, создавая скорбное оранжевое сияние. Из невидимых динамиков вылетала трогательная музыка, и мне стало грустно. Я тосковала по Бостону, вспомнила, как ходила слушать «Попс» на открытой площадке. В Бостоне, если долго смотреть в толпу, обязательно увидишь кого-нибудь знакомого.

Рядом остановилась юная парочка. Молодые люди, обнявшись, стали наблюдать за процессией лодок. Я подумала о Мэтте Кавано, представила, как его рука легла мне на плечо, вспомнила, как он колебался, будто хотел сказать что-то еще.

Крис Техиан разбил мне сердце, соблазнил меня, пытаясь получить оправдательный приговор через положительное мнение прессы. Меня это едва не уничтожило. Я была уверена, что больше никогда не смогу доверять людям. Веру в лучшее напрочь разбил короткий роман с барменом, которой спал с каждой официанткой. Однако в глазах Мэтта сквозила надежность, в голосе — искренность. В нем не хотелось сомневаться.

Широкоплечая женщина, нагруженная сумками, добралась до перил и ткнула мне в ребра огромным пакетом. Извинилась, выразила восхищение огнями и принялась рассказывать о том, как хотела поставить сумки в машину, а муж испарился с ключами. Это мне и нравится в Род-Айленде. При малейшей зацепке совершенно незнакомые люди начинают делиться историей своей жизни.

— Ему обязательно надо было сделать все по-своему.

Я подумала о Мэтте Кавано и кивнула, соглашаясь с всеобщим женским мнением о недоделанности мужчин. Она была довольна.

— Пойду поищу его, — сказала дама, сунула сумки под мышки и исчезла в толпе.

Снова оставшись в одиночестве, я стояла, глядя на все эти влюбленные и семейные пары, прогуливающиеся вдоль огненной реки.