Конфиденциальный источник

Предыдущим вечером официально объявили, что Виктор Дельриа, лежавший без сознания в больнице Род-Айленда, находится в состоянии комы. Через неделю после убийства никому так и не было предъявлено обвинение. С каждым днем бездействия со стороны полиции крепла моя теория о том, что преступление не было обычным ограблением. Натан даже прислал мне служебную записку, в которой говорилось, что если мне необходимо вести расследование в выходные, то дополнительные часы работы будут оплачены.

Мы с Дороти обе понимали, что заявление о личной несостоятельности — достаточно веское доказательство пристрастия Барри, хотя такое нельзя пускать в печать. Само по себе сообщение о банкротстве — неоправданное вторжение в личную жизнь ныне покойного человека.

Нужно подкрепить его подтверждением члена семьи. Если бы, скажем, сын сказал, что видел в магазине ростовщиков, угрожавших отцу, вышла бы приличная статья. Такое помещать в газету можно.

Я подумала о доверии Леонарда. Почему он так поступил? Папа иногда прибегал к подобной тактике, когда я была еще подростком. Он заострял внимание на своем доверии, чтобы вызвать у меня повышенную ответственность. Так делают все ирландские католики, а Леонард — итальянец.

В библиотеке зазвонил телефон. Научный сотрудник на секунду оторвал взгляд от стола, однако не двинулся с места. Через открытую дверь я увидела, как из лифта вышел Натан и направился к своему кабинету.

— Как он рано сегодня, — отметила я.

— Это из-за вакансии в следственной команде. Почти все журналисты подали заявление и приглашены на собеседование.

Меня охватила тревога. Я что-то пропустила? Список претендентов составлен, а меня в нем нет?

Заметив выражение моего лица, Дороти спросила:

— Ты тоже хочешь получить это место?

Я кивнула, и она записала что-то в блокнот, взглянула на дверь в кабинет Натана и добавила:

— Не переживай по поводу наплыва желающих. Согласно уставу газеты, он обязан поговорить со всеми. Натан быстро с ними разделается.

Зазвонил второй телефон, пронзительный звук резал слух. Научный сотрудник проигнорировал его.

— Может, ответить? — спросила я Дороти, но та покачала головой.

В этот момент из лифта вышел Джонатан Фрицелл. Мы дважды пересекались по поводу убийства Мазурски, и он обещал мне навести справки в мэрии, однако так ничего и не выяснил. Теперь, даже не взглянув в нашу сторону, он уверенной походкой вошел в кабинет Натана.

Дороти тронула меня за локоть:

— Не думай о конкуренции, сосредоточься на данных. Что еще у тебя есть?

Я порылась в папке с бумагами. Где-то там должна лежать присланная Леонардом копия протокола собрания попечительского совета для бездомных ветеранов. Я также распечатала статьи «Кроникл» о благотворительных акциях и об официальном объявлении отставки Барри. Но где же протокол? Я была уверена, что вечером положила его в папку.

На первой странице приводилась подробная запись беседы председателя и помощника казначея, предоставившего полный отчет по собранным средствам из-за расхождения в сумме на семьдесят пять тысяч долларов. Вторая, тоже затерявшаяся страница содержала протокол следующего месяца, когда совет единогласно проголосовал за снятие Барри Мазурски с поста, а председатель еще отметил: «Так будет лучше».

Дороти с любопытством наблюдала за моими компаниями. Бумаг в папке не было. Пронзительный звонок наконец-то смолк, но тут же раздался снова. Почему бы этому парню не взять трубку? Неужели я оставила документы дома на столе?

Наконец они обнаружились среди других бумаг в папке. Разгладив помявшийся край, Дороти пробежала глазами протокол и засияла, однако после минутного раздумья погрустнела. Вывод был самоочевиден. Протокол склоняет чашу весов в сторону правдивости моих сведений, но он недостаточен, чтобы опубликовать статью, которая опорочит покойного.

В отчаянии я схватилась за последнюю соломинку:

— Знаю, это покажется вам притянутым за уши, но я уверена, что слышала голос сына Барри по радио, в ток-шоу. Он рассказывал о пристрастии отца к азартным играм. То есть он часто бывает в эфире. Представляется как Андре из Крэнстона. Я узнала голос.

— Радиопередача? — переспросила Дороти.

По тону было сложно понять, как она отреагировала на мое сообщение, и я продолжила:

— «Поздняя ночь» Леонарда. Как вы считаете, следует ли позвонить на станцию, попросить у них старые записи?

— Ты слушаешь «Позднюю ночь» Леонарда?

Судя по выражению ее лица, мнение обо мне резко упало.

— Иногда, — призналась я.

Дороти задумалась. Что этот факт говорит обо мне? О моем образе жизни? О коэффициенте моего умственного развития? Я приготовилась защищаться. Да, Леонард часто впадает в крайности. Особенно когда речь заходит о мэре и казино, но на то есть причины. Я начала подсчитывать количество журналистов «Кроникл», которые звонят ему на передачу, журналистов, которые неожиданно становятся экспертами, обозревателями, признанными специалистами.

— Что-то не так?

Редактор взглянула на меня так, словно ее мысли витали где-то далеко.

— Я пыталась придумать, как это можно использовать, стоит ли искать такую запись.

— А…