— Ведется расследование, Хэлли. — Опять сжатый логичный ответ. А я не сомневалась: Мэтт с ними заодно. Должно быть, он заметил мое состояние и постарался исправить положение, проникновенным голосом высказав личностную просьбу: — Зачем ты мешаешь нам выполнять свою работу? Оставь это дело — всего на пару недель.
Пока не пройдет референдум? Или пока меня не убьет головорез в куртке с капюшоном? Я вся дрожала, и это было заметно. То ли от страха, то ли от злости. В этом Богом забытом штате все сговорились? Прокуратура потакает коррумпированному мэру?
Я метнулась прочь, обратно к кухонному уголку, с неудержимым желанием выбить ножки из-под антикварного стола. Встала к окну с видом на улицу, на мой дом. Вон незашторенное окно, яркий круг света от лампы. Квартира казалась такой неуютной и пустой, даже издали.
Вернувшись к дивану, я стала механически искать рюкзак под кофейным столиком, нечаянно сбросила стопку журналов «Спортс иллюстрейтед». Потом вспомнила, что не взяла с собой ни рюкзака, ни блокнота. Зачем вообще я сюда пришла? С чего я взяла, что Мэтт Кавано захочет рассказать мне правду? Я вылетела в коридор; на входной двери была замысловатая система замков — самой не справиться. Крутя их по очереди, я дергала за ручку. Мэтт нагнал меня и коснулся плеча.
Я резко повернулась и заорала, не заботясь, что меня могут услышать:
— В тот вечер, когда ты отвозил меня домой с панихиды, ты уже все знал! Почему ты не сказал мне, что убийца в куртке разгуливает на свободе? Неужели это слишком сложно?
Мэтт сделал шаг назад с таким ошарашенным видом, будто не понимал, отчего я вдруг так разозлилась. Будто он проявил ко мне искреннее великодушие, а я вдруг достала пистолет и требую у него бумажник.
Однако он не тот человек, чтобы безропотно выкладывать деньги и кредитки. Придя в себя, Мэтт закачал головой, сначала робко, а затем энергично, защищаясь от моих нападок:
— Боже, она еще спрашивает почему! Да тебе что ни скажи, завтра же окажется в газетах. Это ведь очевидно.
Мы уставились друг на друга.
— А ты не задумывалась, — продолжил он в таком же тоне, — что чем больше разглашаешь информации, тем сложнее найти преступника? Постоянно напоминая в печати и даже по радио, что ты знаешь, как он выглядит, ты только разжигаешь в нем желание заставить тебя замолчать.
Следующим утром я не отправилась на пробежку. Болели мышцы правого бедра. Пусть отдохнут. Проведу пару дней без нагрузок. Дело было даже не в больной ноге, и я поняла это, наступив на кроссовки по пути в туалет. Гнев и сарказм Мэтта Кавано отбили всякое желание заниматься спортом. Не могу же я бегать одна по проспекту в шесть утра, когда человек в куртке с капюшоном разгуливает по Провиденсу!
В квартире тоже не хотелось оставаться, к тому же было первое число и в любой момент в дверь мог постучать хозяин квартиры, пришедший за арендной платой. Я приняла душ, оделась и приехала на работу, в бюро Южного округа, без четверти семь. Просматривать полицейские отчеты пришлось в куртке, поскольку радиатор не успел нагреть помещение.
Мне предстоял длинный день. Я просмотрела стопку пресс-релизов по состязанию в стрельбе в «Ротари-клаб», отразила по телефону нападки разгневанного футбольного тренера из средней школы, который был крайне недоволен критикой спортивного журналиста. Затем позвонила секретарю городской корпорации и получила список заседаний на неделю. Самый острый вопрос, вынесенный на обсуждение совета, состоял в том, разрешить ли клубу юных леди продавать слабоалкогольные напитки на благотворительном празднике.
Кэролайн приехала поздно, прямо с собрания региональных менеджеров, проходившем в центральном офисе. К тому времени я была поглощена всплывшими утром деталями. Начальница принесла две дешевые порции кофе и вручила одну мне. В кофе был добавлен карамельный сироп, и это походило на утешительный приз, вроде мороженого в шоколаде, которое она покупает дочери, когда проигрывает ее любимая футбольная команда.
Я хмуро посмотрела на свой кофе и не решилась сделать глоток.
— Что слышно о пополнении в следственной команде?
— Ничего определенного, — ответила Кэролайн, повесив ярко-зеленую лыжную куртку в шкаф с такой осторожностью, словно это была шуба из натурального меха. Затем заметила что-то на полу шкафа. — Чего здесь только не валяется! — недовольно сказала она и достала два больших листа картона. Разложив их, она уставилась на отклеивающиеся красные и желтые фигурки из картона, изрядно пострадавшие при хранении. Это были произведения ее дочери, созданные в начальных классах. — О! — удивилась начальница.
— Кэролайн, ответь мне, — настаивала я.
Она засунула картон обратно в шкаф и нехотя уселась за стол. Взяла стопку корреспонденции и уронила ее на колени. Видимо, устала от похода в город, от борьбы за влияние, от отчета за расходы.
— Ну скажи!
Кэролайн вздохнула, отпила кофе и сдалась: