Положим, Хонеккеру было от чего волноваться. Обстановка в ГДР теряла обозримость. Но зачем, спрашивается, потребовалось Горбачеву и Шеварднадзе меня дезавуировать. И мало показалось им заверений посла В. И. Кочемасова в беседе с первыми лицами в Восточном Берлине: Кремль думает иначе, чем председатель правления АПН. Поручили А. Ф. Добрынину, тогда секретарю ЦК КПСС по международным делам, изречь то же самое на пресс-конференции в Бонне. Изрек, даже не удосужившись, как Добрынин признался мне позднее, ознакомиться, о чем мы с Загером вели речь.
Полемика, любая – внутренняя или внешняя, – оторванная от фактов и игнорирующая их, не просто ошибочна. Чаще всего она пагубна и преступна.
Непроясненными, с моей точки зрения, остаются вопросы: могла ли сопутствовавшая советско-американским договоренностям девальвация в глазах М. Горбачева ценности ГДР как военного союзника СССР не затронуть основы нашей долговременной политики в германских делах? Не существовало ли имманентной взаимосвязи между «доктриной М. Горбачева», провозглашенной, напомню, в конце 1988 года и сузившей советские обязательства держать сторону ГДР до маловероятного случая внешней агрессии классического типа, и эволюцией военной доктрины СССР, не исключавшей отказа от системы выдвинутых вперед рубежей? Предполагать, что председатель Совета обороны и он же генеральный секретарь запамятовал про эффект сообщающихся сосудов или закон сохранения вещества, было бы просто неприлично. Почти так же неприлично, как писать в XVII веке плохие картины в Голландии.
Погасить конфронтацию в США во что бы то ни стало. Если Э. Хонеккер не хочет подыгрывать, то… Пусть все летит в тартарары? Может быть. Или способствовать отстранению Э. Хонеккера от руководства? Никакого вмешательства во внутренние дела Республики. Вмешаться – значит обещать поддержку его преемнику. Поддержка – это новые расходы, а от себя оторвать больше нечего. Нет, чему быть, того не миновать. Сосредоточимся на американском направлении. У Вашингтона есть свои причины, сидя с Москвой в одной лодке, не задираться. Такими примерно были превалирующие настроения на советском олимпе в 1988–1989 годах. Если отбросить словесную шелуху и шпилерайен.
История не заставила долго упрашивать себя в подготовке вердикта: быть двум германским государствам или можно удовольствоваться одним? Активная часть граждан ГДР неплохо читала по-русски и, заручившись авансами, выразимся так, заинтересованных кругов ФРГ, занялась прощупыванием, нельзя ли чего извлечь из признания Москвой права каждого народа определять свою судьбу и строй, при котором он хочет жить. Предназначенное для «верхов» предупреждение Э. Хонеккеру, сделанное летом 1989 года: в случае конфликта властей ГДР с населением Республики советские солдаты останутся в казармах, – «низы» каким-то образом уловили, и приходится лишь удивляться, что начало капитализации подзатянулось.
После московской встречи М. Горбачева с Э. Хонеккером в июне 1989 года я лелеял одну надежду и не расставался с одной иллюзией: неизбежные перемены в ГДР совершатся без кровопролития и подпиравшее «старую гвардию» молодое поколение в Социалистической единой партии Германии удержит Республику от срыва в хаос. Эти два момента присутствовали во многих беседах с генеральным. Что до недопущения насилия, советская сторона на всех обозримых для меня уровнях четко проводила в жизнь установку: определяясь в своих действиях, руководители и функционеры ГДР должны знать, что СССР не считает насилие приемлемым способом стабилизации обстановки и в случае использования силы инициаторы могут рассчитывать только на себя. Легенды и инсинуации, которые время от времени запускаются в оборот и приписывают советским участникам событий бурной осени 1989 года противную позицию, не имеют ничего общего с истиной.
Имелся ли на горизонте политик, который располагал достаточным доверием, чтобы с видами на успех развернуть летом – осенью 1989 года глубокое реформирование ГДР? Не хочу никого обидеть, отметив, что Республика нуждалась в варягах. Колоссальным авторитетом пользовался Горби. Смени гражданство и поклянись на Библии, он смог бы, пожалуй, содействовать консолидации Республики, хотя поручиться за это, памятуя содеянное им в Советском Союзе, нельзя. Отличный рейтинг в Восточной Германии имел В. Брандт, но от него ждали бы, что он поведет дело не к демократической перестройке ГДР, а прямиком к ее соединению с Федеративной Республикой. Г. Коль владел «королевским флешем» – властью и деньгами. И не только. Выступив с «программой из 10 пунктов», он прочно взял в руки инициативу, которую не уступал никому до 3 октября 1990 года.
Выбор пал на Эгона Кренца. Он оправдал его тем, что не допустил перехлестов, чреватых насилием. Вместе с тем передача три месяца спустя заглавной роли Х. Модрову показывает, что не всякий вариант, первым приходящий на ум, является наилучшим. К тому же он может стоить невосполнимо дорого. Тут не была должным образом заполнена пауза перед тем, как начался сплошной, лавинообразный обвал.