Я бы удивился, если бы вы так не думали, — сказал профессор, не глядя на него, — все молодые люди вашего поколения именно так и представляют себе Париж… они думают, что без строгости нет силы, и, чтобы почувствовать свою строгость, выдумывают несуществующие мишени для осуждения.
— Мне не кажется, что я отличаюсь особой строгостью, — сухо заметил Марчелло.
А я уверен, что — да, и сейчас вам это продемонстрирую, — сказал профессор. Он подождал, пока официант расставит тарелки с закусками, и продолжил: — Смотрите… держу пари, что, пока я заказывал вина, вы внутренне поражались тому, что я могу ценить подобные вещи… разве не так?
Как он догадался? Марчелло нехотя признал:
Может быть, вы и правы, но в этом нет ничего дурного… я думал так, потому что у вас самого, говоря вашими же словами, весьма строгая внешность.
Как и у вас, мой милый, как и у вас, — любезно повторил профессор. — Продолжим… сознайтесь: вы не любите вино и не знаете в нем толка.
— Да, сказать по правде, я почти никогда не пью, — сказал Марчелло, — но какое это имеет значение?
Большое, — спокойно ответил Квадри. — Огромное, и бьюсь об заклад, что вы не цените хороший стол.
— Я ем… — начал было Марчелло.
— Довольно о еде, — торжествующе подытожил профессор, — это и требовалось доказать… И, наконец, я уверен, что вы против любви… например, если в парке вы увидите целующуюся парочку, ваша первая реакция — осуждение и неприязнь, и очень возможно, вы сделаете вывод, что город, в котором находится этот парк, — бесстыжий город… не так ли?
Марчелло понял теперь, куда клонит Квадри, и сказал с усилием:
Никаких выводов я не сделаю… Верно только то, что, возможно, у меня нет врожденного вкуса к подобным вещам.
Не только! Для вас те, у кого такой вкус есть, достойны презрения… признайтесь же, что это правда.
— Нет, они не такие, как и я, и все.
Кто не с нами, тот против нас, — сказал профессор, вдруг резко переключаясь на политику. — Это один из лозунгов, которые теперь охотно повторяют в Италии, да и не только в ней, не так ли? — Квадри начал есть, да с таким аппетитом, что очки сползли ему на кончик носа.
— Мне не кажется, — сухо заметил Марчелло, — что политика имеет к этим вещам какое-то отношение.
— Эдмондо! — воскликнула Лина.
— Дорогая?
— Ты обещал мне, что мы не будем говорить о политике.
Но мы и не говорим о политике, — возразил Квадри, — мы говорим о Париже… и в заключение, поскольку Париж — это город, где люди любят пить, есть, танцевать, целоваться в парках, в общем, развлекаться… я уверен, что ваше впечатление о Париже может быть только неблагоприятным.
На сей раз Марчелло не стал возражать. Джулия с улыбкой ответила за него:
— А мне, напротив, парижская публика так нравится… люди такие веселые.
Хорошо сказано, — одобрил профессор, — вам, синьора, надо бы полечить вашего мужа.
— Но он не болен.
Нет, болен — строгостью, — сказал профессор, склонив голову над тарелкой. И добавил сквозь зубы: — Точнее, строгость — всего лишь симптом.
Теперь Марчелло становилось ясно, что профессор, по словам Лины, знавший о нем все, забавляясь, играет с ним, как кошка с мышкой. Вместе с тем он подумал, что эта игра куда более невинна по сравнению с его собственной, такой мрачной, начатой сегодня днем в доме Квадри и идущей к кровавому финалу на савойской вилле. Почти с меланхолическим кокетством он спросил у Лины:
— В самом деле я кажусь таким строгим?.. И вам тоже?
Она бросила на него холодный, угрюмый взгляд, и он с болью прочел в нем глубокую неприязнь по отношению к себе. Затем, входя в роль влюбленной женщины, которую она решила играть, Лина ответила, улыбаясь с усилием:
Я вас недостаточно знаю… конечно, вы производите впечатление человека очень серьезного.
Ах, как верно! — воскликнула Джулия, любовно поглядывая на мужа. — Подумайте, я видела его улыбающимся от силы раз десять… Серьезный — это точно.
Лина теперь смотрела на него пристально, с недобрым вниманием.
Нет, — медленно произнесла она, — нет, я ошиблась… не серьезный, а озабоченный.
— Чем озабоченный?
Марчелло увидел, как Лина равнодушно повела плечами:
— А вот этого я не знаю.
В то же время, к своему глубокому изумлению, он почувствовал, как под столом ее нога медленно и с намерением коснулась его ноги и прижалась к ней. Квадри сказал добродушно:
Клеричи, не будьте слишком озабочены тем, чтобы выглядеть озабоченным… это все разговоры, чтобы убить время… вы в свадебном путешествии, только это и должно вас заботить, не правда ли, синьора?
Он улыбнулся Джулии улыбкой, казавшейся гримасой увечного, и Джулия улыбнулась в ответ и весело сказала:
— Может быть, это как раз его и заботит, верно, Марчелло?