Конго Реквием

Мужчины подняли глаза. Предложение не подразумевало ответа: она уже перешагнула через них (оба сидели на полу), чтобы добраться до итальянской кофеварки. Несколько минут она возилась у машины, чувствуя спиной их озадаченные взгляды. Направляясь обратно с подносом, она предложила:

– Пошли ко мне в спальню.

Оба легионера задергались, чувствуя себя неловко. Великое возвращение прежней Гаэль – «ложись-ка сюда»? Или, наоборот, отравленный кофе? Карл и Ортиз подождали, пока молодая женщина не возьмет свою чашку, и вроде бы немного расслабились.

– Чем вы заняты сегодня вечером?

Солдаты обменялись взглядами – если это шутка, то не смешная. Гаэль научилась их понимать: несмотря на свое ремесло (и всю кровь, которая была у них на руках), они были неплохими малыми. Даже неловко представить, как их природная доброжелательность, почти наивность, сочеталась с теми жестокостями, которые они наверняка творили в дебрях Африки или на Ближнем и Среднем Востоке.

– Могу вам сказать, чем мы займемся, – заявила она, со стуком ставя чашку на низкий столик, – мы сегодня втроем гуляем.

– Но…

– Я должна напомнить, в чем ваша работа?

– Одри сказала, что…

– Разве вам платит Одри? Нет, мой отец, и он вам приказал следовать за мной. Andiamo! – Она глянула на часы. – Начнем с улицы Николо.

42

Для мужчин, облеченных властью, таких как Кондотьер, тайная любовница была фигурой обязательной, необходимой шестеренкой механизма – кроме Морвана, но с ним вообще отдельная песня… В машине София едва обмолвилась парой слов об этой загадочной женщине, о которой запрещено было упоминать. Один из самых тщательно оберегаемых секретов клана Монтефиори: как доказательство, Лоик раньше ни о чем подобном не слышал.

Кено, она же Андреа Бушеми, и была настоящей женой Монтефиори. Она не была ни секретаршей, с которой спит шеф, ни цыпочкой, которую он тайком содержит. Известная журналистка из «Corriere della Sera», она в качестве корреспондента писала о множестве горячих точек, в том числе на Ближнем и Среднем Востоке, и еще сегодня оставалась автором, с которым считаются. Она никогда не была замужем, не имела детей – из чего все же не следовало, что всю свою жизнь она ждала Кондотьера.

София говорила о ней уклончиво. Не из уважения к собственной матери – скорее уж ее шокировала мысль, что Монтефиори мог делить свою жизнь с графиней, – но с сожалением, как об упущенной встрече, о дороге, которую ее отец не выбрал.

Она припарковалась рядом с площадью Республики, в квартале Санта-Мария-Новелла, потом они прошли по улице Строцци и, свернув направо, затерялись в лабиринте переулков. Никакого вечернего тепла: наступала ночь, накрывая город каменным холодом. Лоик чувствовал себя неуютно рядом с Софией. Они молча продвигались среди закаменевших веков, как часто делали это раньше, но теперь их разделяла стена горечи и злобы. Два месяца назад Итальянка шантажировала его, а он бы с радостью выбросил ее в окно. Что они делают вместе, мать-перемать?

– Пришли.

Она уверенно набрала код.

– Ты… ты хорошо ее знаешь? – спросил он, пока они поднимались по лестнице.

София не ответила: она осторожно взбиралась по грубым ступенькам, лицо ее терялось в тени. В центре лестничной площадки старый фонарь бросал на стены отсветы в форме ромбов и звезд.

Перед дверью она поправила накидку и сумочку, как если бы готовилась предстать перед потенциальным работодателем или завучем школы, где учатся ее дети. Лоик краем глаза наблюдал за ней: смесь итальянской мадонны и азиатской статуи, сочетание, наводящее на мысль о греко-буддистских скульптурах в Кандагаре. Он никогда не видел, чтобы она так робела.

– Так ты с ней знакома или нет? – раздраженно переспросил он.

Она позвонила, и на ее лице появилась надменная чарующая улыбка, напоминавшая о ее аристократических корнях.

– Она моя крестная.

У него не осталось времени на другие вопросы: дверь уже открывалась.

– Sofia? Mia cara…[59]

43

Лоик зашел в прихожую, где две женщины обнимались, одинаково обрадованные и взволнованные. Пока никто не обращал на него внимания, он разглядывал Андреа: лет шестидесяти, маленькая, худая, продолговатое лицо – как на полотнах Модильяни. Большие овальные глаза, тонкий нос, четко вылепленные губы, выражающие страстную, почти свирепую нежность: эти иконописные черты обрамляла короткая стрижка каре перламутрово-седых волос. Очарованию Кено, конечно же, потребовались десятилетия, чтобы вызреть и раскрыться. Несмотря на морщины и сухую кожу, рисунок сохранился, хрупкий и уверенный, вычерченный тонким графитом.

София представила своего спутника. Женщина тут же обратилась к нему по-французски, от ее хрипловатого голоса у него кожа пошла пупырышками.

– Лоик… – Она совершенно естественным движением погладила его по голове. – Мой маленький Лоик… Джованни часто говорил о вас.