Конго Реквием

София стояла на пороге ванной комнаты. Он осознал, что бьется лбом о зеркало, как псих из Сент-Анн или Белого дома[55]. Не отвечая, он пустил струю холодной воды и сунул под нее голову.

– Все хорошо, – произнес он наконец, мокрый и полувменяемый.

Дрожь отступила. Он больше не узнавал в зеркале свои черты, обострившиеся, дергающиеся, – капли воды скользили по ним, как по мрамору. Он должен довести до конца это расследование, несмотря на все риски. Оно спасет его – наркомана, труса… «Герой, – говорил его отец, – это тот, кто слишком запуган, чтобы смыться». До сегодняшнего дня Лоику хватало смелости бежать.

Он повернулся к Софии и увидел, что та держит в руках записную книжку.

– Ты нашла ее?

Она подошла и полистала перед его носом страницы, исписанные значками, похожими на те, которыми написан Кодекс Хаммурапи, один из первых памятников клинописи возрастом около четырех тысяч лет.

– Всю жизнь папа записывал свои планы этими палочками и символами.

– И ты сумеешь расшифровать эту… штуку?

– Не имеет смысла.

София раскрыла двойную страницу, соответствующую дате вторника: она была девственно-чиста.

– У него в тот день не было ни одной встречи?

– Скорее, он должен был встретиться с теми, чьи имена не хотел упоминать, даже записав их на собственном сабире[56]. И он отвел время с запасом: целый день.

– Вернулись к исходной позиции?

– Не совсем.

Итальянка показала ему на предыдущую страницу: понедельник был исписан символами и отмечен внизу правой страницы странным «К».

– Пора познакомить тебя с Кено.

41

С момента, когда Одри обнаружила адреса двух жертв Человека-гвоздя в отрывном календаре Эрика Каца, в ней произошел разворот на сто восемьдесят градусов. Она, которая помогала Гаэль, как осматривают комнату, чтобы успокоить ребенка, которому приснился кошмар, вдруг поняла, что вернулись дурные новости.

Прежде чем покинуть кабинет, они проверили, нет ли в архивах Каца досье на имя Анн Симони или Людовика Перно. Папка на женщину, ничего на мужчину. Они стали искать по другим именам. Ничего на Филиппа Криеслера, он же Крипо, настоящего сентябрьского убийцу – того, кто ребенком ассистировал первому Человеку-гвоздю в его преступлениях и оказался новым убийцей, подражавшим своему наставнику сорок лет спустя в Париже. Также ни слова касательно Жан-Патрика Ди Греко, Иво Лартига, Себастьена Редлиха или Жозефа Ирисуанги, первых подозреваемых в том расследовании, тех, что сделали себе пересадку клеток Тьерри Фарабо, чтобы превратиться в легендарного убийцу. В конце концов они с Гаэль забрали с собой бесценные находки и тщательно заперли дверь психоаналитика.

Одри казалась ошеломленной: как подобный персонаж мог ускользнуть от ее группы в сентябрьском расследовании? Они прочесали всю жизнь Анн Симони в мельчайших подробностях, но так и не заподозрили, что она проходила эту терапию. В досье не было ничего особенного – Анн Симони, бывшая налетчица, бывшая заключенная, протеже Морвана-старшего, начала курс психоанализа в феврале прошлого года, но не для того, чтобы преодолеть свои извращенные наклонности (ее коньком был медицинский фетишизм), а, наоборот, чтобы полностью с ними примириться. По всей вероятности, ее экзотические пристрастия коренились в травматизме, имевшем место в ее прошлом, но ей с большим трудом удавалось не только это выразить, но и нащупать.

Странный факт: судя по записям, психиатр ни разу не задал ей вопроса относительно первого Человека-гвоздя – полицейское расследование выявило, что она поклонялась африканскому убийце. Однако связь Эрика Каца с двумя воплощениями Человека-гвоздя (и из семидесятых, и сентябрьского) была отныне очевидной. Заманил ли психоаналитик Анн Симони в ловушку? При каких условиях начал он проводить терапию (в записях об этом не было ни слова)? Откуда он знал адрес Людовика Перно?

Одри решила придерживаться принципа максимальных предосторожностей: Гаэль было запрещено выходить из дому до последующих распоряжений. А пока что Одри просмотрит имеющиеся у нее копии дела. Теперь речь шла о предъявлении Кацу куда более серьезных обвинений, чем мошенничество и незаконная медицинская практика.

Гаэль чувствовала, что, несмотря на внешнее хладнокровие, Одри в панике. Эрван отсутствует, она одна, а тут такой поразительный оборот. Ждать его возвращения? Потихоньку работать самой? Уведомить начальство? Невозможно: она ведь получила эту информацию незаконно, взломав дверь в кабинет Каца.

Пока что Одри Венявски пообещала, что к вечеру даст полный отчет. Всю вторую половину дня Гаэль перебирала в уме те кусочки тайны, которыми располагала. Она попыталась собрать их воедино, но безрезультатно: слишком много пустот между имеющимися элементами.

В шесть вечера – никаких новостей от Одри. Гаэль пошла к двум своим церберам, по-прежнему теснившимся в прихожей. Карл играл в «Candy Crush»[57]. Ортиз, куда больший оригинал, читал «На Финляндский вокзал» Эдмунда Уилсона[58], причем в оригинале, будьте любезны.

– Кофе?