Конго Реквием

Начались маневры по причаливанию. Мотор рокотал. Лопасти вращались то в одну сторону, то в другую, образуя бурные водовороты торфа и ила. На барже ни у кого не хватило терпения подождать. Люди прыгали в воду, рискуя быть раздавленными одной из барж или оказаться насаженными на какой-нибудь корень, как на кол. Другие спускались в пироги, которые скользили среди водяных гиацинтов.

– Он действительно остановится?

– Чуть подальше есть пристань.

Сальво с сосредоточенным видом прижимал к себе свой чемоданчик. Клубы дыма. Жуткий скрежет. Наконец показалось какое-то нагромождение досок.

– Сколько времени он пробудет здесь?

– Я уже говорил: не больше часа. Капитан только завизирует путевой лист – и тронется.

– Где твой врач?

– Где твои бабки?

Эрван запустил руку в рюкзак, достал свой «глок» и ткнул им в бок Сальво, даже не пытаясь скрыть свое движение.

– Я же велел тебе не доставать оружие!

– А еще ты мне велел не терять хладнокровия. Если ты не прекратишь свою хрень, я и впрямь могу выйти из себя. Пошли повидаем твоего парня. В зависимости от результата я заплачу или нет.

Негр захохотал:

– Пошли, дядя. За деревьями, метрах в пятистах, Тута. Там есть диспансер, главный в нем доктор Фуамба. Он начинал работать в Лонтано в семидесятых годах.

Внезапно капитан дал задний ход, опрокинув несколько сотен пассажиров, как костяшки домино. Эрван ухватился за что-то, ожидая конца маневра и глядя на людей, сгрудившихся на берегу в окружении тучи мух. Выглядели они немногим лучше нудистов. С голыми торсами и покрытыми грязью ногами они размахивали руками, указывая на пассажиров, грузчиков, а особенно – на него самого: белый на барже – это сулило самые неожиданные заработки.

– Let’s go![50] – вскричал Сальво, внезапно освоив еще один язык.

Они нырнули в свалку, Сальво – в очередной раз используя дубинку, чтобы пробиться сквозь волну тех, кто рвался на борт. Держась сзади, Эрван вцепился ему в плечо, не видя, куда ступает. Опираясь на своего гида, он очутился на твердой земле – вернее, в красном болоте, – прежде чем углубиться в лабиринт то ли улочек, то ли канав, больше всего похожих на гигантские кровеносные сосуды. Там кишели люди, хлюпая по воде, сталкиваясь и отпихивая друг друга на стены, сплетенные из мягких трав.

От этой красоты хотелось кричать. Бубу женщин, их черная блестящая кожа, трепетная зелень растительности… В то же время некоторые детали выдавали нарастающую панику. Особенно на лицах была заметна печать войны – вся безысходность трагедии отражалась в глазах женщин с тюками на голове, младенцами за спиной и полотняными сумками в руках.

– Скоро будем в сухости, – обнадежил Сальво. – Это в пяти минутах.

Эрван глянул на часы: десять минут уже прошли. Он прикинул: пятнадцать минут на возвращение, тридцать на разговор с врачом. Ему предстоит провести самый короткий допрос за всю карьеру.

39

Диспансер доктора Фуамбы уже осаждала толпа мужчин и женщин, которые орали, толкались, стучали в дверь, лезли в окна. Доступ невозможен.

– Что происходит?

– Хотят получить лекарства до отъезда.

– Пошли отсюда: нам никак не хватит времени его расспросить.

– Если только ты не дашь мне сто долларов.

Урок для белого: с Африкой не шутят. Он дал сто долларов. Сальво, по-прежнему с чемоданом под мышкой, заложил пальцы в рот и свистнул. Санитары, которые исполняли роль блюстителей порядка, расчистили им проход. Через несколько секунд они были на месте.

Внутри дом походил на все, что снаружи: те же цементные стены, изъеденные лишайником и мхом, тот же глинобитный пол, похожий на грязь, тот же запах ила. К счастью, Анатоль Фуамба был из нервных живчиков. Он сразу понял, что привело к нему мзунгу, и не попытался воспользоваться этим, чтобы вытянуть денег. Зато сначала он обратился к Сальво на суахили.

– В чем дело? – спросил Эрван.

– К тебе это отношения не имеет.

– И все-таки скажи мне.

– Он хочет знать, видел ли я на борту коробки с пенициллином. Он их ждет уже полгода. Я объяснил, что придется подождать еще.

Эрван взял стул и уселся лицом к рабочему столу Фуамбы – школьной парте, заваленной стопками бумаг. Повторять вопросы ему не пришлось.

– Я прекрасно помню Катрин, – начал доктор, не отрываясь от медицинской карты, которую подписал одним росчерком. – Ее прозвали Француженкой.

– А помните ее дружка-копа, который расследовал дело Человека-гвоздя?

Новая карта, новый росчерк.

– Грегуара? Так я его знал очень хоррррошо! Большой такой парень, крепко сбитый. На вас похож.

– Он мой отец.

Фуамба приподнял брови в знак сомнения. Маленький, круглый, с курчавыми седоватыми волосами, он носил большие очки, будто собирался усесться в седло мотоцикла или другой скоростной машины. На нем был белый халат с красными пятнами и стетоскоп на шее – униформа офицера-медика, с которой он наверняка не расставался последние пятьдесят лет. Не прерывая разговора, он продолжал что-то черкать на первых страницах заплесневевших карт.

– Грегуар… – мечтательно повторил он. – У него были проблемы с Кати…

– Какого рода?

Короткий взгляд поверх очков.

– Он ее бил. У нее все руки были в синяках…