Конгревова ракета

В последние уже не годы, а десятилетия одним из самых ходовых является выражение «нет будущего» и его производные – «будущее не просматривается», «отсутствие перспектив» и так далее. Часто приходится слышать подобное и по отношению к литературе.

Вообще русскую литературу систематически хоронят. Началось это еще в те времена, когда она только-только рождалась. Но сегодня мы слышим несмолкаемый и дружный хор: «Русская литература умирает, у нее нет будущего». Винят в этом, как ни странно, не писателей, а читателей. Точнее, людей, которые должны бы читать, но не читают.

Тиражи книг падают, электронные и аудиокниги, на которые несколько лет назад у издателей была надежда, не пользуются популярностью; интерес к толстым журналам ничтожен, литературные премии на грани закрытия, так как резонанс в обществе на них минимален, да и награждать, как сообщают по секрету некоторые организаторы и члены жюри, часто бывает по большому счету некого…

На все это накладываются следующие один за другим финансовые кризисы, волны инфляции, сокращения зарплат… В общем, уныние и безнадега. И вздохи: «Нет будущего у литературы. Разве что у кулинарной…»

Нет, есть будущее. Будут у нас еще очереди за прозой и поэзией, будет всенародное обсуждение произведений, встанет в один ряд с Пушкиным, Львом Толстым, Чеховым, Булгаковым, Шолоховым, Ахматовой, Солженицыным, Бродским, Распутиным кто-то из тех, кто сегодня пытается связать на бумаге или в компьютере свои первые фразы.

Но для этого нужно прикладывать усилия. Двигать литературу, будить традиционно ленивых русских литераторов, тормошить вялых и робких молодых, мнущихся на краешке литературного поля.

Становится аксиомой мысль, что литературу сегодня определяет поколение нулевых. Одни говорят об этом с радостью, другие с раздражением. Ссылаются на количество издающихся книг представителей этого поколения, присутствие в финалах разнообразных премий, появление на экране телевизора.

Скорее тут уместнее слово не «определяет», а «представляет». Определять должно уже поколение десятых, тех, кто заявил о себе пять-семь лет назад. Но этого поколения мы сегодня, в конце 2016 года, не видим. Есть несколько подающих надежды авторов. Надежды они подают размеренно и долго, подобно проблесковому маячку забуксовавшей машины…

К поколению нулевых, как правило, относят тех, кто дебютировал в первой половине десятилетия. Условно от самого молодого и раннего Сергея Шаргунова (2000) до Германа Садулаева и Андрея Рубанова (2005). А скажем, Сергея Самсонова или Александра Снегирёва, ровесников Шаргунова, дебютировавших в 2006–2007 годах, относят к следующему поколению… Конечно, это все условно и зыбко, но тем не менее. Вот и Александр Архангельский недавно пригласил к себе в передачу о новом литературном поколении как представителей этого поколения Алису Ганиеву, Елизавету Александрову-Зорину того же Александра Снегирёва, которые публикуются уже второе десятилетие…

Большинству писателей поколения нулевых нынче далеко за сорок. В советское время это период выхода из ранга молодых писателей, но в истории русской литературы в целом – возраст почти преклонный. Писателей с длинной творческой биографией можно пересчитать по пальцам. Зато тех, кто успел создать великое за десять-пятнадцать лет – предостаточно.

Необходимо использовать свою творческую молодость на всю катушку. Мало регулярно выносить на суд читателей хорошие произведения. Нужно большее. Нужно оглушить читателя своей прозой. И одного удара для оглушения мало. Почти все большие писатели позапрошлого, прошлого и начала этого веков поражают мощью напора в первые годы выхода к читателю. Иногда невозможно поверить, как, когда молодой автор успевал столько писать.

Например, Гоголь. «Вечера на хуторе близ Диканьки» он стал писать весной 1829 года; ему только-только исполнилось двадцать лет. В сентябре 1831 года вышла первая книга повестей, в начале 1832-го – вторая. Объем в целом более трехсот книжных страниц… Параллельно с повестями Гоголь писал роман «Гетьман», служил в государственных учреждениях, давал уроки… В январе 1835-го вышли «Арабески» (18 повестей и статей), через месяц – «Миргород» (четыре повести). В мае того же года закончена первая редакция «Женитьбы», осенью написан «Ревизор». В конце 1835-го – начале 1836 года завершены «Коляска», «Нос». Все это тут же публиковалось, ставилось на сцене.

Через несколько лет Гоголь (ему едва минуло тридцать) с изумлением признавался в письме Шевыреву:

…странное дело, я не могу и не в состоянии работать, когда я предан уединению, когда не с кем переговорить, когда нет у меня между тем других занятий и когда я владею всем пространством времени, неразграниченным и неразмеренным. ‹…› Все свои ныне печатные грехи я писал в Петербурге, и именно тогда, когда я был занят должностью, когда мне было некогда, среди этой живости и перемены занятий, и чем я веселее провел канун, тем вдохновенней возвращался домой, тем свежее у меня было утро…