Коньяк «Наполеон»

Он этого не ожидал. Будь я прилично одет, он наверняка так не удивился бы, связал бы меня тотчас с эмиграцией в Америку. Но перед ним стоял манхэттанский бродяга, заросший лохмами, падающими на очки (одно стекло расколото), и в плащике, он был шедевр в своем роде, этот плащик цвета асфальта в мазутных пятнах… И башмаки, растоптанные, грубые, вроде ван-гоговских… Один шанс против десяти миллионов найти под такой личиной человека своего племени в полуглобусе расстояния до ближайшей границы Союза Советских. Он даже побледнел.

— А что вы тут делаете? — спросил он растерянно. Он уже жалел, я думаю, о своей развязности, о том, что задел меня первым.

— Захотел посмотреть на советский корабль. Моя подруга проезжала и увидела. Флаг с highway отлично видать. А что, нельзя посмотреть?

— Можно. Как вы здесь любите говорить, вы в свободной стране. Смотрите сколько угодно. А вы почему… русский?

— Бывший, — сказал я.

— Ну, — он расстегнул пиджак и чуть подтянул брюки, — русским вы навсегда и останетесь. Можно сменить место жительства, но кровь-то все та же. Вы что, еврейский русский или русский русский?

— Русский русский украинец, — сказал я, следуя его стилю.

Он улыбнулся.

— А я капитан этой посудины. — Он указал на корабль. — Вот в госпиталь ездил. У меня матрос свалился с желудком. Операция потребовалась. Пришлось просить аварийного захода в порт. Видите, куда ваша власть определила нас на стоянку.

— У меня с ними отношения сложные, — сказал я. — Я тут три года, а документы не дают. В FBI в феврале вызывали. Так что и наша, и ваша власть, но все не моя.

— Очевидно, плохо себя ведете. — Он засмеялся. — Я сразу увидел, что вы looking for troubles.

Оставшийся за рулем тип между тем загнал автомобиль на тротуар, плотно к перилам.

— Это мой американский друг, — пояснил капитан, проследив за моим взглядом. — Приехал из Бостона специально, чтобы повидаться со мной.

— А почему у вашего корабля нет имени, капитан?

— Поскольку мы научно-исследовательское судно. Геодезическое. Нас какое-то количество рассыпано по всем широтам, потому нам, выполняющим одну задачу, имен не дают, но номера.

— Как шпионам.

— Да-да, именно за шпионов нас всегда и принимают, — радостно согласился он. Его американец рылся в багажнике автомобиля.

Матрос внизу продолжал мыть палубу. Пара чаек кричала в светлом осеннем небе.

— Скажите, а почему вы в таком, — он замялся, — виде?

— В классовом капиталистическом обществе, — начал я нарочито учительским тоном, — нескольким процентам населения принадлежит большая часть национального богатства, а нижний слой общества влачит жалкое существование. Вспомните положение русских рабочих до Великой Октябрьской.

— Я серьезно, — сказал он, — мне интересно. У Вас что, нет денег на одежду? Кстати, меня зовут Дмитрий. Дмитрий Строков. А вас?

— Эдуард Савенко.

— Чем вы занимаетесь, Эдуард?

— Безработный.

— Шутите?

Я разозлился. Мне всегда было ясно, что они там на самом деле их любят. То есть советские втайне обожают американцев. Особенно технари-ученые вроде него, капитана, инженеры и академики. За технический прогресс, за небоскребы, компьютеры, длинные автомобили и 27 каналов телевидения. Что касается меня, то, не будучи ни технарем, ни ученым, я видел в Masters of the Univers[35] аррогантную и жестокую нацию бывших бедняков, вампирами сосущих небо и землю. Оптимистично-скалозубые, они верят в прогресс, как германцы накануне войны, только нацисты не были ханжами.

— Вас бы в мою шкуру, капитан! В мой бы вас отель. В комнате слева живет черная проститутка, в комнате справа — алкоголик в тяжелой форме. 278 долларов в месяц — пособие, из них 160 выплачиваю за комнату. Вы умеете жить на 118 долларов в месяц?

— Кто заставлял вас уезжать? Сидели бы дома… У вас какая профессия?

— Никакой. Я плохо учился в школе. — Мне захотелось сказать ему что-то очень резкое. И уж вовсе не хотелось объяснять, что я только что написал свой первый роман. И что нью-йоркским издателям не понравилась рожа их общества в моем зеркале.

— Без профессии, — он помедлил, — чего же вы хотите… Любому обществу нужны полезные члены.

— Полезные, как вы, капитан? Вы, разумеется, учились хорошо.

Подошел его друг, и оказался одного с ним роста. Капитан был лишь суше бостонца. Этот был пухловато-влажен и черняв. Они затоптались рядом со мной, выше меня на полголовы оба.

— Ваш друг, разумеется, так же, как и вы, был примерным учеником, — съязвил я.

Странный сборный отряд из двух ворон и нескольких чаек покружил над нами, каркая и визжа, и улетел в направлении Баттери-Парк.

— Судя по тому, что он написал несколько интересных книг о магнитном поле Земли… — Капитан улыбнулся своему другу, но не сделал даже попытки представить меня и не перевел моих слов.

— Я предполагаю, что между вами двумя куда больше общего, чем у меня и у вас, — сказал я. — Вы оба первые ученики, выросшие в полезных членов, а я — плохой ученик в грязном плаще. Мы можем иллюстрировать моральную притчу. Вы столпы общества, а я, так сказать, несчастливый случай его.