Конъюгаты: Три

— Этот пунктир — крыша Далилы. Она может летать туда-сюда на творчестве. У неё нет конкретной герметизации. Вот, видишь, клапаны повсюду. И также она не видит разницы, то есть той чёткой границы, которую визуализируют другие, между мирами. Это и плохо, и хорошо, и никак. Просто нам приходится прикладывать больше усилия, чтобы понимать друг друга: мы слишком разные.

Кирсанов нарисовал выше этих линий что-то вроде геометричных еловых птичек.

— А это что за хрень?

— Это Аэлита. Все стены и преграды раздвигаются перед ней или сами, или под мощнейшим натиском. И мы где-то там, внизу, как букашки-таракашки.

— Да ладно. Моя чипололло очень даже домовитая и нежная.

— Конечно. Как и моя красавица — дурёха, а не гений. Золотарева б тоже до ста лет продавала кофе и бублики. Но вы, многоуважаемый, внушили ей, что она способна на большее. От этого сейчас все её проблемы.

Глава 39

Перед Агнием на столике расположилась пара пинеток не совсем одинакового размера. Причём одна обувка сколь угодна растягивалась, а другая была так туго связана, хоть гвозди вбивай.

Белошвеечка моя, искусница фриволите.

Хрисанф взял ботиночки и поднёс к окну, словно разглядывая нюансы микросхемы.

— Пожалуй, один сапожок может носить брат новорождённой. Думаю, двулетнему налезет. А что, экономично.

Далила с экспрессией воткнула крючок в остатки пряжи.

— Я не буду переделывать!

— И не надо.

— Айка! Может, ты свяжешь, а? У тебя это не займёт больше тридцати минут. А я приготовлю тебе кофе из пакетика.

— Ни за что! Прекрасная работа! Своими руками и с любовью!

— Не издевайся. Вместо любви у меня за этот вечер сочился поток раздражения и слёзы злости.

Кирсанов, будучи растроганным, подошёл к жене и, уместившись на краешке стула, обнял.

— Прямо как в пятом классе. Ничего не изменилось. Ты всё также возбуждаешься от рукодельных инструментов и рыдаешь, когда у тебя ничего не получается.

— У меня никогда не получается! Слушай, дай денег. Может, я засуну туда хорошеньких купюр, чтобы восстановить равновесие? (скорее себе, чем мужу).

— Бери от своего банка. У тебя же есть.

Далила надулась (она, наверное, и в сто лет будет дуться, неважно, идёт это ей или нет).

— Но я коплю на собственные нужды.

— На какие такие?

— Например, на издательские. На творческие различные потуги.

Врёт, обыкновенно жабит, но Агний воспринимает за чистую монету, и сразу же копается в одном из бюро, где хранит наличку на такие случаи. Такие заначки повсюду в доме, о многих Хрисанф начисто забывает.

— Вот. Но не клади их, ради бога, туда! В конверт специальный! Каждый раз одно и то же (бурчит). Не так, этой стороной. Дай я напишу, а ты просто подпиши. Ужасный почерк!

Она отставляет в сторону некоторые деньги.

— Это ты ничего не понимаешь. Нельзя так много. Это же всего лишь мойка попки младенца.

— Ну дай тогда сюда сдачу. Обратно положим.

— Нет, это мне.

— У тебя итак предостаточно.

Далила не так чтобы расточительна. У неё с деньгами полная несовместимость. Но она любит тратить мужнины доходы: на халяву же.

— Тебе что жалко?! На меня? Мать твоих детей? Сегодня даже не смей носа казать в спальню.

— На-на, бери! Всё можешь забирать! Ничего не жаль. Просто ты слишком халатно относишься к этому.

— Тя-тя-тя! Сам же чуть ли не на машину отложил в этот гребаный носок.

— Так пополнение же. Детишкам. Дети — это пожизненный вклад.

Выглядит немного оторопелым. Приехал таким важным, а сейчас опять — домашняя рутина. Далила отругала себя в мыслях.

Человек хоть как-то отвлёкся. Неэффектная ты женщина. Просто бабка старика с золотой рыбкой.

— Агний.

— Да, солнышко.

— Это тебе на подарок.

Такой простой. Впрочем, как и я. Сияет, что твой медный тазик.

— Правда?!

— Ну да. Скоро ведь один из твоих дней рождения. Потом ещё один. Мои именины отмечаем с размахом. А твой др — не так чтобы.

— Мне ничего и не надо.

— А как насчёт того костюма в национальном стиле? Ты возле него минут пять простоял.

— Далила!

— Он завышенно дорогой, но думаю, тут достаточно. Хватит.

Не то чтобы он такой уж и франт. Просто давно себе присматривал что-то подобное, но всё не отваживался: скажет, что за старческие заскоки, что за старомодность. Потому воздерживался.

— Я надену его на летний праздник и вдобавок пояс смастерю!

— Ну что ж. Это неприлично, но придётся мне там быть женой самого красивого мужчины тогда.

— Только пойдём вместе за покупкой. Не вздумай устраивать сюрприз! Ты себе подобрать не можешь. Не хочу ушивать такое добро, а то и вовсе разодрать в клочья, если возьмёшь на размер меньше. А я там мерочки сниму и доплачу, если не хватит.

— Ладно-ладно.

— Дорогая, ты такая щедрая! И внимательная!

В порыве удовольствия целует.

— Да, я такая умная. Сама же выпросила, сама же раскрыла, и ты сам себе приобретёшь.

— Умница моя! Рукодельница! Ублажительница сердца моего!

Прикол этого мгновения в том, что он и в самом деле так считает. По крайней мере, в настоящую минуту.

***

В другом крыле.

— Ты, жирная свинья, подь сюда!

Айнар кличет Веронику, беспечно скачущую по коридору.

— Сгинь, вонючка!