— Туя вчера плакалась, что Леонид — дальнобойщик перешёл на такую вахту, что доходы их семьи уменьшились вдвое за полгода. Я знаю его, хороший малый, не пьёт, за баранкой сто лет. И новым машинам обучаем. Хотел взять его к нам. И отправить работать на юг. Там у нас одна проклёвка, нужен мастер-подземщик. Справился бы.
— Тогда бери, если уж такой талант пропадает. Иначе выйдешь плохишом.
— Чтобы они вкупе мою крошку тиранили?
— Ладно, всё не так было.
Как умная женщина, я не должна буду рассказывать ему такие нелепости. Ведь я сама всё устроила, сама всё заварила. На голом месте. И не ему я не доверяла. А ей, к примеру. По себе знаю, на что способны люди, стоит только отключить лампочку или прикрыть глаза. Всё, что угодно, может пролезть в праздную голову. А сейчас и в особенности пролезет, получив оскорбление, получив подпитку. Она же — типичная конкурентка, из чувства мести соблазнит моего дурака.
Так оно и было б. Но Туяра говорила на два шага вперёд, верила, что Кирсанова действительно умна, как о ней вещают и с полуслова раскусит, что, когда она намекала, что ничего не понимает, потому что "всё может быть", то по-настоящему сие означало: "если ты не дура, то могла бы и догнать, что ничего такого и представить нельзя".
Далила, конечно, доперла только до первой части и огорчалась, что нажила себе неприятельницу. Она поведала половину истории, половину замяла.
— Ох!
— А?
— Две элитные тёлки дрались из-за меня что ли?! Жизнь удалась!
— Да, теперь ты фабричный петух (ворчит).
— Кажется, сегодня вечером смогу кое-кого оплодотворить!
— Да пошёл ты.
— Да и не одну! Чувствую такой потенциал!
Далила думает, что под другой считается Туяра.
— Ещё!
— Ты не так поняла, солнышко! (свистит) Две фешенебельные кобылицы! Да я оказывается зачётный типок!
— Агний!
Стряхивает со стола всякие ценные бумажки и прочую канцелярию.
— Ну что ж, если я такой востребованный, что за меня борются, вы не должны упускать удобного случая, миледи.
В молодости она бы зарделась от таких словес, но сейчас лишь посмотрела, как из под очков, и велела убрать устроенный беспорядок.
— Для этого существуют специально отведённые приличные места.
— Приличные?
— Не придирайся.
— Так вот почему нынче ночью была такая разгорячённая. Я её умоляю прекратить, а она мучает меня без остановки.
— Что-то я не видела особого страдания на твоём лице. Я устала, эта ручка слишком тяжёлая, поедем домой.
— Ах, ручка слишком тяжёлая. Ночью кое-что тебе не казалось тяжёлым.
— Твои дурацкие пошлые шуточки навевают скукоту.
Она подошла к его креслу и села на подлокотник. Там она увидела стоп-кадр на мониторе и нахмурилась. Хрисанф повторил показ и Далила сжала губы.
— Почему Калита соврал Туе?
— Он любит тебя.
— Нет.
— Любит-любит. Я ему дважды обязан: за то, что подарил мне встречу с тобой, и за то, что освободил мне дорогу любить тебя. Я с ним тягаться не могу, ты же знаешь.
— Это не так.
— Он всегда защищает тебя. Даже от меня. Он тебя хорошо чувствует.
На этом о Никите говорить перестали.
Далила не верила Хрисанфу в этом, ни ему, ни Аэлите, которая предполагала то же самое. В их конъюгатском устойчивом треугольнике, она, скорее, принимала Калиту как нечто должное, как часть её мужа. Оттого относилась к старику даже с некоторым подозрением и прохладой. Ну и куда же без ревности. Хоть Агний и восклицал, что лежал бы у её ног вечность, пятьдесят процентов своего времени он точно проводил либо в тандеме, либо в какой-либо деятельности без её присутствия. Когда она не добивались, чего хотела у Хрисанфа, то скрепя сердце, бежала к Калите и выпрашивала того. Убедить, расколоть Кузьму было гораздо легче, чем её любимого мужчину.
Если по чесноку. То Калита действительно любит Далилу. Но первичнее — он всей душой любит Агния. Как брата. Как сына. Как ребёнка, которого у него никогда не было. По крайней мере, признанного и взрощенного в семье. Сказать об этом своему закадычному другу он не мог. И не хотел. Зачем. Хрисанф не помнит своего прошлого и не знает, что такое родительская любовь. Он сам относится к Никите, как к старшему брату, неосознанно, но не сможет это объяснить, побоится признаться. Что есть у него такой близкий человек. Может, не по крови. Но по духу. Калита, в отличие от Далилы, умеет держать язык за зубами. И зачем говорить лишнее. Если итак всё понятно. Жена Хрисанфа стала для него, как приёмная дочь. Её отец умер давно, и он видел, что любого взрослого она старается делать своим папой. В большинстве это, разумеется, не получалось. И Никиту поначалу раздражало, что эта уже большая тётя становится такой жалкой и беспомощный в определённые отрезки жизни. Что она требует, чтобы за неё всё делали и любили как есть. А потом. Потом он смирился, или на него снизошло. Что не все люди могут быть такими убеждёнными самостоятельными холостяками-одиночками. Он видел, что Хрисанф ей папиком не станет никогда. Что он также требователен и капризен, как она, в отношениях и в любви.