Он сел на высокий плетёный из специальных подходящих ив стул и уставился невидящим взглядом на свои руки, сложенные на стойку замком. Без неё для него погасло солнце и всё в окружающем перестало быть ярким и интересным. Ему предложили выпивку, пляжный коктейль и он не без удивления поднял голову. Незнакомка была одной из тех, о ком упоминала жена. Лет сорока пяти. Он принял напиток и представился.
Минут через двадцать Далила издали завидела, что Хрисанф в сопровождении троих женщин. Двое были старше неё и одна — ровесница, из тех, кто коня на скаку остановит и идут напролом в достижении цели, в том числе в отношении мужчин. Агний знал, что отсюда она может наблюдать за ними, но не подал виду.
Мамки, говоришь. А что, прикольно.
Он накинул тонкую светлую рубашку, босой в одних недлинных, всё ещё чуток влажных шортах, разумеется, он выглядел, как конфетка, для таких, как те, с кеми познакомился. Таким нравится самим управлять мужиками и быть, как говорится, сверху.
Далила было успокоившаяся и умиротворенная, что он её помнит и старается помириться, чуть не подавилась мягким печеночным тортом с ярмарки. Чтобы Агний не услышал её возмущенный кашель, запила целым стаканом сильногазированной газировки, отчего у неё защипало в носу и набух живот.
Как он смотрит на других? Всегда ласково и щепотку снисходительно. Так же, как на меня? Он на всех так смотрит? Чем же отличаются тогда наши отношения от его женолюбия? Только браком?
Как-то она думала, что он в силу своего старчества, относится к остальным представительницам прекрасного пола, как к братьям меньшим, то есть как к сёстрам меньшим, или, как к дочерям: снисходительно и балуя.
Но когда Хрисанф привёл старших дочек в дом, то она воочию узрела, что к чужим — это не отеческие чувства. Виктория, Вероника, Ванесса порой доводили его до белого каления и не всегда он с ними обращался, как будто им всё дозволено и допущено. А когда у них появились собственные дети, оказалось, что Агний — типичный хлопотливый папа-курица и заботливый нежный отец. И он ни в коем случае не вёл себя с ними так, как гребаный истукан, которого она сейчас обозревала.
Кирсанов кивал, соглашался, подавал им еду и питье, сумочку, таскал с собой их накидки и как будто обнимал глазами.
Он это нарочно. Скоро уедет наверное с ними, когда миледи скажут, что устали и им пора баиньки в отель.
Он бросил на неё проверочный мимолетный взгляд и прочитал в её недовольном лице: прекращай уже это дуракаваляние и иди ко мне.
Хрисанф с удовольствием попрощался с привыкшим к нему дамами, уже посчитавшими, что он у них в кармане. Он действительно был любезен с ними и времяпрепровождение, проведённое с ними, было очень даже милым и познавательным, но раз его звала Далила, то он не стал лишний раз думать, что, как бы, кинул своих съемщиц.
— Ты бы ещё у входа стал, приподнял ножку.
— Можно попробовать. Только, сколь долго надо будет ожидать? А то я покроюсь мраком отчаяния, если никому не буду нужен.
— Почему ты на них так смотрел?
— Как? Я не вижу себя со стороны?
— Как будто они важны и сильно дороги тебе.
— Да нет. Не было такого. Это всё эти проклятые моргала. Что хотят, то и делают.
— Во всяком случае, не сваливай всё на самые любимые мной на свете глаза. Я запрещаю тебе так смотреть на других. Опускай голову, или смотри на небо.
— Слушаюсь и повинуюсь.
— Не смешно.
— Да, Лила.
— Я сказала, не тупи так больше. Ещё немного и они увезли бы тебя в неизвестном направлении. Как бы я тебя нашла потом?
— Да, Лила.
— Хватит паясничать. Лучше займи мой рот чем-нибудь, пока я не выплюнула ещё какую-нибудь гадость.
— Да, видимо, кое-кто оставил его бесхозно. Это он виноват.
Он потянулся за поцелуем и почувствовал, что она кипит от возмущения и держится на честном слове.
— Агний.
— Прости, крошка. Я это действительно нарочно. Сам не знаю, что на меня нашло. Ничего мне не нужны никакие мамки и титьки.
— Правда?
— Конечно. Просто меня так легко развести. Но эта Люси, она ничего такого не хотела и я просто на самом деле проголодался, а тут — пирожки. Ты же знаешь, как я люблю пирожки. А потом давай валить на меня все эти истории про выгоду содержания круглогодичных зелёных мини-садиков. Ты же знаешь, какой я идиот. Так и забыл обо всём, как в тумане. Счета, грибы, счета, доходы.
— О дьээ.
— А с этими. Ну да. Но они бы меня не увезли, точно говорю. Я бы сбежал от них к тебе всё равно.
— Тебя нельзя оставлять одного полуголым и в таком раскрытом состоянии. Я не могу за всем уследить.
— Тогда не толкай меня к кому попало. Я грустил без тебя. Ничего я не открылся, наоборот потух.
— Ага потух. Ты ласкал их взглядом.
— Нет.
— Да.
— Тогда — вот решение.
Он надел солнечные очки и принялся за третий арбуз, закусывая печеночным тортом, бутербродами, слойкой с ветчиной, овощным салатом и шашлыками.
— Ну, ладно. Теперь посмотри на меня.
Он поднял очки на лоб, убрав часть влажных тёмных прядей.
— Как?
— Ты смотришь также!
— Нет.
Он схватил её брыкающуюся и дувшуюся.
— Никакой разницы!
— Есть, и ты сама это знаешь.