Конкистадор

– Мама! Мамочка! Да мамочка же! Нам надо бежать… Нам надо что-то делать! Мама!

– Точно, Варя. Что-то делать – надо. Поэтому помоги-ка мне…

– Что?!

– Помоги перевернуть тело. Живенько. Возьмись вот здесь. Тяни сильнее. Отлично.

– Зачем?

– Варенька, у него тут микроаптечка…

– Мама – зачем?!

Катя посмотрела на дочь сердито. И так велико было доверие Вареньки к матери, что она сейчас же успокоилась. Мама всегда знала, как должно поступать.

– Как это «зачем», дочь? Здесь лежит три тела. Одно мы еще можем спасти. Второе оживить может только Бог. А к третьему ты сейчас сбегаешь и пощупаешь пульс. Ты должна уметь… вас учили. Давай-ка, Варя, сходи.

Катя говорила, а пальцы ее, ловкие пальцы бывшего спортсмена, отлично знакомого с медикаментами, предназначенными для особых ситуаций, извлекали маленький шприц, готовили его к уколу, пристраивали к удобному месту…

– Мама, но я не могу… Я… я… боюсь.

– Конечно, нет, Варенька. Ты ничуть не боишься.

С этими словами Катя сделала укол. Она молилась Богородице, чтобы это оказался тот самый укол, чтобы память ее не подвела. Катя когда-то была отлично знакома со всей этой дребеденью. Очень давно. Пальцы помнят, а голова – нет.

Варенька подошла к телу Рыжего, медленно опустилась на корточки и все-таки взяла его руку.

«Нет, не боюсь. Я ничуть не боюсь. Если он живой – ничего мне не сделает. Если мертвый… тем более ничего не сделает…»

Ее сердце выбивало частую дробь.

Пульс не прощупывался. Она попробовала еще раз. Нет, никакого пульса.

За спиной у нее Каминский издал хрип. Совершенно нечеловеческий. Схватил сам себя за горло, засопел, закашлялся. Варенька не спешила оборачиваться. Воскресение, происходившее позади, пугало ее не меньше, чем смерть, разлегшаяся прямо под носом. На всякий случай девушка вытащила маленькое зеркальце и поднесла его к губам Рыжего. Чистая блестящая гладь осталась незамутненной.

– Он мертв, мама.

– Слава богу, хоть этот жив. Выжил, каналья.

– Что мне делать, мама?

– Иди ко мне и возьми меня за руку, Варенька.

И тут Каминский, наконец, прокашлялся. Инстинктивным движением он первым делом схватился за оружие. Потом попытался приподняться. Не вышло.

– Помогите… мне.

Катя поддела его за плечо, капитан оперся на ее руку и все-таки встал. Варенька с удивлением отметила, что оабовец густо покраснел, прикоснувшись к ее матери. Вот дела-а…

– Госпожа Сомова… – слова давались ему с трудом, как видно, челюстые мышцы тоже задубели от недавней судороги. – Госпожа Сомова… я обязан вам жизнью.

– Верно сказано.

– Я… не могу выполнять свой служебный долг… потому что мой долг… перед Отцом нашим… выше. Я отпускаю вас. Бегите.

– Ты сам пострадаешь от этого, капитан. Ты добрый человек, спасибо тебе, но такого подарка я принять не могу.

Варенька тяжко вздохнула. Маме всегда не хватало практического взгляда на жизнь. Она так беззащитна…

– Не согласен.

Все трое повернулись на этот голос. В нескольких метрах от них, у поворота на соседний марш, бесшумно материализовались два бойца. На них была точно такая же экипировка, что и на двух предыдущих. Один из них, с устрашающей бородой, держал на прицеле Каминского, в то время как другой, низенький и лысоватый, разговаривал с Катей.

– …Вот уж нет, госпожа Сомова. Не срывайте нам операцию. Душка капитан не из плена вас вытащил, он прежде всего жизнь себе спас. Сегодня он, можно сказать, дважды родился заново. Пожалуйста, мужик, оружие на пол, очень медленно. Спасибо. Руки за голову, лицом к стене. Извините, капитан, ваш уровень нам понятен, и вы не успеете ни при каких обстоятельствах. Госпожа Сомова…

– Екатерина Ивановна! – Перебил его Каминский. – Екатерина Ивановна! Катя… Одну секунду. Я вызвал охрану станции. С минуту на минуту они будут здесь. Поторопитесь.

– Благодарю… вас.

– Капитан, – обратился к Каминскому низенький – ты… вот что. Можем избавить от неприятностей. Вкатим парализующий заряд, но не смертельный. Будет больно до чертиков, однако потом оклемаешься, скажешь, мол, выполнил долг до конца, мол, одолели мерзавцы, мол, четверо на одного…

– Нет. Я хочу за это ответить, бандит. Я хочу на полную катушку ответить за все, что делаю. Понял?

– Воля твоя, дурило.

Низенький сделал было шаг в сторону, потом все-таки повернулся и влепил нежеланный заряд. Каминский распластался на полу.

– А это моя воля.

…Группа Толстого передвигалась быстро – на пределе возможностей. Но при ней было два трупа, две гражданских бабы и шумно пыхтящий господин Заказчик. Поэтому люди Толстого в принципе не могли успеть. Совсем немного. Сущую ерунду. Несколько десятков секунд.

Мобильная команда особого назначения, по штату входившая в состав охраны «Бялого Палаца», должна была отрезать их от штурмового челнока на последнем марше. Все передвижения группы Толстого четко отслеживались, и защита, поставленная Техником, уже сгорела.

Так бы и произошло, наверное.

Но бандитоманьяк Александр Сомов имел принципиально иные планы.