…Оба они молча лежали и глазели в небо, а наглая трава склонялась к их лицам и щекотала кожу. Лепестки цветов ласкались к ладоням. Ветер приносил запахи дымов из долины. И было очень тихо. Невероятно тихо. Не пели птицы, не скрежетала в уши какая-нибудь техника… всюду техника, а тут ее нет, слава Богу. Не шумели люди… километров на пять окрест не было никаких людей. Даже листва на деревьях боялась шелохнуться.
Сомов не сдержался и ответил на ее мысленный вопрос:
– Нет, не простудимся. Не думаю. Разве так уж холодно?
Катенька сдавленно хрюкнула. Помолчала с минуту и сказала:
– Если, конечно, потом сразу оденемся.
А он не торопился. Ему совершенно не хотелось торопиться. Катенька привела его сюда, вырвала из привычного хода времени, перерезала нити, связывавшие его с повседневной суетой… Теперь любое резкое движение казалось Сомову фальшью. Ничего резкого, ничего быстрого, ничего суетливого.
Кисельные облака проплывали над ним. За облаками скрывался от человеческих взоров Бог. Он знал все историю мира от Сотворения до последнего срока, а все же взирал на дела своих детей с любопытством…
Виктору представилось, будто они с Катенькой – древняя королевская чета… где-нибудь на Земле… так давно, что не изобретено еще слово «век»… лежат в ожерельи трав, а весь мир вращается вокруг них с томительной величавостью. Одно присутствие Катеньки здесь, рядом, на расстоянии ладони, наполняло его ликованием. В сосудах вместо крови текла чистейшая стихия любви, и плотское желание растворялось в ней, как звучание скрипки, призывное, тонкое, ветреное, растворяется в игре большого оркестра. Простое прикосновение казалось Сомову избыточным. Прикоснуться – это слишком много… Катенька рядом – вот счастье, которое словами выразить невозможно. И он захлебывался этим счастьем. Кажется, если бы он всего-навсего знал, что она существует в мире, если бы ему не дано было видеть ее, разговаривать с ней, вдыхать ее аромат, если бы ему дарован был сам факт ее существования и больше ничего, то и тогда в душе его каждый день пылало бы солнце.
Как странно, что первые две трети жизни он провел, не зная Катеньки. Нелепо. Неестественно.
Сомов колебался. Любовь так высоко вознесла его над миром! Он боялся одним лишним поцелуем спугнуть высоту…
Тут Катенька повернулась к нему. Положила щеку на ладонь, руку поставила на локоть и взглянула с вызовом:
– Вот уж дудки, Сомов. Все, о чем ты сейчас думаешь, я смогу дарить тебе еще очень долго. В том числе, когда мы будем старыми-старыми. Как две мумии. А сейчас, знаешь ли, я все еще способна дать тебе кое-что сверх того.
Она пропустила волосы Виктора между пальцами. Нежно и требовательно…
Сомов держал вымпел на штабном корабле «Аргентина».
30 декабря он пробудился с недобрым предчувствием. Положительно, одиннадцать часов доброго сна были худой платой за несколько бессонных суток, но очень хорошим авансом на бессонную неделю вперед… Неделю, или уж сколько там получится.
Адъютант сунулся было к нему с докладом.
Сомов, повинуясь внезапному импульсу, спросил:
– Страшный Суд еще не начался?
– Прости Господи! Нет, господин вице-адмирал.
– Женевцы на нас уже напали?
– Нет, господин вице-адмирал.
– Имеете ли вы сообщить мне о какой-либо эпидемии, аварии, перерастающей в катастрофу, революции – от чего, Боже, упаси – на Терре, или же воскресении во плоти кого-либо из моей родни?
Адъютант булькнул нечто маловразумительное.
– Отлично. Это как раз те известия, которые я и хотел от вас услышать. Все остальное – через сорок пять минут. А завтрак – через четверть часа.
Адъютант, покидая каюту Сомова, замешкался на добрых две секунды. Флот вошел в плоть и кровь Сомова. В этих секундах он с легкостью прочитал подтверждение своих предчувствий. Его ожидал суматошный день… впрочем, в условном корабельном времени нет понятия «день», а те новости, которыми спешил угостить его адъютант, способны привести в состояние полного хаоса и планы на сутки, и планы на неделю…
Некоторые новости вызывают адреналиновый шторм задолго то того, как ты их узнал.
Сумасшедший дом, работающий изо всех арткомплексов, станет его судьбой на ближайшее время. Отправляя эскадры Вяликова и Пряникова, Виктор отлично понимал это. И теперь ему следовало предварить наступление бедлама спокойным и основательным поглощением завтрака… Привести себя в порядок. Побриться. Помолиться. А потом спокойно и основательно поглотить завтрак.