Конкистадор

Разумеется, их отключили от информационной сети корабля. Полноценно заниматься научными разысканиями в таких условиях невозможно. Однако… однако… Некоторые вещи можно заменить силой ума. Если, конечно, есть, чем заменять. Витя по этому поводу говорил… Витя… Витя… Нет, не думать! Не думать! Не думать!

Хорошо. Успокоились. Утерли сопли. Собрали мозги в кучку. Работаем. Вот, например, историософское эссе. В нем частности не столь важны. Основные факты, лица, трактовки прочно сидят в памяти. Остается наложить на знакомую картину сетку новой концепции…

Катя перебрала темы, которые в последние год или два притягивали к себе ее внимание. Кое-что и в самом деле стоило бы обдумать. Например, каковы истинные причины трагедии святого Филиппа митрополита Московского, почему он восстал против опричнины? Ой, как это кое-что напоминает! Хотелось бы, чтоб напоминало… Впрочем, сие от нее, госпожи Сомовой, не зависит. С другой стороны, стоило бы высказать свою точку зрения на некоторые вещи… Кажется, концепция Георгия Федотова, писавшего о святом Филиппе в 20-х годах XX века, чуть грубовата. Чуть… простовата. Нет в ней подобающего случаю византийства, да и не мог Федотов почувствовать византийство, поскольку византийство виднее с Терры. Может быть, Терре следовало бы почаще вспоминать о святом Филиппе? Итак, митрополит Филипп и государь Иван IV…

В итоге Катя и на самом деле увлеклась. Заставила себя увлечься. Нет ничего хуже – беспомощно размазывать слезки по щечкам. И потом… Варенька не должна видеть, не должна чувствовать ее боли. Девочке хватает своих переживаний. Пусть видит: мать в порядке, мать делает дело, мать не унывает. Отлично. Итак, митрополит Филипп из боярского рода Колычевых…

Это очень хорошо и правильно – трагедия старомосковского святого. О ней надо писать. Но-о… как бы все-таки сбежать отсюда? Господи, как? Как?

Отсюда непременно надо сбежать!

Бежать надо. Ох. Но как?

Если бы Саша не удрал противу всех правил и расчетов, наверное, он сумел бы подсказать ей что-нибудь. Этот маленький гений разрушения был слишком хорош в своей роли, чтобы нормальные люди могли понять, как он думает. Таким способом размышляют, видимо, только гении и маньяки. Катя, при всей любви к сыну, до сих пор не могла окончательно остановиться на одном из этих определений… Однако она была совершенно уверена: как бы крепко их ни запечатывали в проклятой бочке «Изолятор № 100», Саша непременно отыскал бы способ сорвать печать изнутри. Такой способ, от которого кровь стыла бы в жилах, но… действенный. Однажды они с Варенькой немного соревновались. Слово «соревновались» – Варенькино. Дочь произнесла его дрожащими губами, обращаясь к представителю службы «Секрет-1», то есть военной разведки, когда он явился к Сомовым в дом и потребовал объяснений, какого хрена некто из здесь присутствующих на полдня обесточил весь учебный полигон «Грумант»… Сначала он бесконечно удивился, узнав, что милая девочка всего лишь «соревновалась» с милым мальчиком. Потом у него уже не было времени удивляться: команда офицеров экстра-класса из его же, как потом выяснилось, службы, ворвалась в комнату, моментально зафиксировала несчастного и принялась опознавать в нем Педро Челюсть – контрабандиста и шпиона межсистемного уровня… Катя сидела, онемев, а Варенька взвилась, подскочила к «милому мальчику», влепила ему пощечину и убежала, рыдая. «Милый мальчик» улыбался как ни в чем не бывало.

Маньяк или гений?

Пусть Господь рассудит. Для нее Саша – прежде всего сын, первенец, странный, но родной и любимый человек.

Младшенькая то и дело подкатывала к Кате с сумасшедшими планами освобождения. Катя и сама была не промах, юность ее прошла отнюдь не в инкубаторе. Здравого смысла и опыта госпожи Сомовой оказалось достаточно, чтобы с треском провалить одиннадцать дочерних прожектов. Оригнальные, радикальные, задуманные с огоньком, все они оставались недостаточно безумными. Катя хорошо знала дочь: присутствие старшего брата подобно сильному магниту влияло на ее внутреннюю сущность, можно сказать, искривляло ее; но возраст все поправит. Когда-нибудь у нынешней егозы будет очень спокойный и уравновешенный характер. Оставит она за бортом и упрямство, и язвительность… Наверное.

Впрочем, упрямство у них фамильное. По обеим линиям. Можно сказать, визитная карточка.

На седьмой или восьмой день плена Сомова-старшая окончательно убедилась: они вдвоем с дочерью не в состоянии разработать какой-нибудь технологический или силовой план побега.

С отчаяния она даже начала размышлять о соблазнении капитана Каминского. Сначала идея показалась ей не столь уж отвратительной. Катя представляла себя на месте леди Винтер, коварно совратившей своего тюремщика. Или какой-нибудь, прости Господи, Клеопатры, сумевшей на время подчинить себе волю самого Цезаря.

Мысль об использовании Каминского растревожила ее.