Конкур со шпагой

- Есть такой дядя. Я нет-нет и слышу о нем у коллекционеров. Как я понимаю, он у них своеобразный дирижер в оркестре собирателей. Он всегда знает, что у кого есть и что на что меняется. И посредничает в этом. Естественно, соблюдая свои интересы. Найти его можно в кафе "Три слона".

- Это еще что такое? Где?

- Понятия не имею. Завсегдатаи называют так какое-то кафе-мороженое. А работает он где-то в сфере ритуального обслуживания населения.

- На кладбище, что ли? - встрепенулся Яков. - На каком?

Линев ответил, что не знает.

- А Пашка на каком? - Это уже мне. - Ты вроде говорил?

Мне тоже пришлось ответить, что не знаю.

- Эх ты! Полдня ездил и почти ничего не привез.

Разговор наш продолжался долго. И оказался, как выяснилось потом, весьма полезным. Не зря Егор Семенович любил повторять, ссылаясь на Ефрона: чем больше о предмете знаешь, тем легче его разыскать.

В этот раз Линев многое сообщил нам об истории этой шпаги, пообещал еще покопаться и все, что обнаружит, представить нам. Для удобства и пользы читателя считаю необходимым рассказать сейчас о том, что мы узнали гораздо позже. Сразу оговорюсь, что привожу здесь сведения, не проверенные до конца по причине исключительной давности описываемых в этой главе событий, а также построенные нами и некоторыми другими исследователями предположения относительно тех или иных толкований главных причин, повлекших за собой эти события.

"Итак, очень давно, где-то в XVI веке, некий прусский дворянин, назовем его фон Хольтиц, находившийся на службе при дворе одного из испанских королей, оказал последнему приватную услугу, настолько, по-видимому, высокого свойства, что был пожалован тяжелым кошельком и шпагой дивной работы с клинком прекрасной толедской стали.

Услуга, оказанная королю, вероятно, серьезно затрагивала интересы тогдашней оппозиции в придворных кругах и вызвала недовольство многих знатных и влиятельных людей, которые искали способа разделаться со счастливчиком.

Несколько дуэлей, вмешательство правосудия и неизбежно последовавший за ним "суд божий", на котором фон Хольтиц, насквозь пронизав противника подаренной шпагой, выиграл тяжбу, дало ему право к девизу, гравированному на правой стороне клинка, добавить еще один ("Beati possidentes" "Счастливы обладающие") и возможность, благоразумно оставив Испанию, водвориться в родовом замке, дабы обезопасить свою жизнь и удовлетворить настоятельную потребность в духовном и телесном отдыхе после пережитых треволнений.

С той поры в роду фон Хольтицей эта шпага справедливо почиталась фамильной реликвией, принесшей ему славу и богатство, и нашла свой почетный покой на мраморной каминной доске парадной залы, под портретом ее первого владельца, увековеченного кистью весьма умелого художника. Свой прекрасный футляр, обтянутый черной кожей и обитый медными уголками, исполненными в виде листиков земляники, покидала шпага лишь ради участия в решающих событиях - в дворцовых переворотах, на присяге новому королю, в поединках нерядового свойства.

Шли годы, десятилетия, века. В старом замке над рекой менялись поколения, происходили рождения и смерти, убийства и великие браки; он пережил и выстоял не одну осаду, за его толстыми каменными стенами кипели жестокие страсти, вершилась история, тайно и явно гибли люди; в его глухих подземельях копились прикованные к железным кольцам скелеты, бродили, стеная, по ночам фамильные привидения.

И шпага, благополучно возвращаясь после славных дел на свое, освященное преданием и традицией почетное место, переходила от пращуров к потомкам по заведенному порядку, нерушимому как скала, на которой веками черным тяжелым вороном сидел старый замок. Она стала символом рода, ее блестящий клинок был стержнем, на котором держалось его высокомерие, гордость, тщеславие и сила.

И вот пришла весна 1812 года. Зазеленела вокруг старого замка трава. Запели птицы в нежной изумрудной дымке, покрывшей древние буки, окружавшие замок. Они стояли в отдалении от его стен, потому что их более неосторожные сородичи были предусмотрительно вырублены еще в бурное время междоусобных войн и нашли свой конец в громадных прожорливых каминах, чтобы не давать врагу подойти незамеченным и не скрывать в своей листве метких осадочных стрелков.

Престарелый, но бодрый еще умом и телом барон Иоахим фон Хольтиц, грея у камина укрытые волчьей шкурой ноги, полузакрыв глаза, постукивая в каменный пол длинной фарфоровой трубкой, предавался вслух чарующим воспоминаниям далекого прошлого, дабы настроить на воинственный лад веснушчатого, рыжеватого, но тем не менее достойного отпрыска славного рода - юного Хольтица, офицера 2-го Прусского гусарского полка 1-й легкой кавалерийской дивизии генерала Брюйера. Эта дивизия в составе прусского корпуса - одного из двенадцати корпусов шестисоттысячной Grande armee, расположившейся в Пруссии и великом герцогстве Варшавском, - готовилась выступить на Московию.

Старый фон Хольтиц давал своему наследнику последние наставления перед походом.