Конкуренты

Утро неожиданно оказалось солнечным, и в ольвийском порту вовсю кипела жизнь. Вован уже принял толстого таможенника, подплывшего на утлом челне с двумя стражниками, оплатил положенный сбор, заодно купив расположение и таможни и стражи. Стоило это недорого и жалеть о тратах не стоило. На подошедшую с другого борта большую лодку сгружали бочки и ящики (Бобровское изделие, до сих пор вызывавшее легкую зависть у конкурентов), предназначенные для лавки Никитоса. Никитос присутствовал незримо, а всем заправлял его полномочный представитель в Ольвии. Имени его Бобров так и не запомнил и положил себе спросить у Златки, которая помнила все.

Прогуляться по городу они отправились вчетвером. Вован сказался занятым, у команды, которую отпускали по трое, оказались совсем другие интересы.

Девицы, исходя из требований херсонесско-усадебной моды, надели короткие хитоны, украшенные фибулами, золотыми цепочками и прочей драгоценной канителью. Чтобы не шокировать городскую, часто консервативную публику, под хитоны, а то мало ли, вдруг порыв ветра, надели белые трусики с кружевами. Через плечо, больше для того, чтобы обратить на себя внимание, хотя они и так только слепому в глаза не бросались, перебросили легкий цветастый шарф-фарос.

Бобров с Серегой, как это было принято, шли впереди, с любопытством оглядываясь. Девчонки двигались, слегка отстав, и окрестными красотами не заморачивались, оживленно переговариваясь между собой.

Бобров навострил ухо. Нет, обсуждением страховки там и не пахло. Девушки оживленно перемывали кости встреченному греку, одетому совершенно по-скифски. Когда же навстречу попался второй, одетый точно так же, оживление несколько спало. Зато встречную женщину, одетую совершенно аналогично, обсудили с ног до головы. Бобров и сам был удивлен тем, что люди явно греческой наружности были одеты как скифы и обратил на это внимание Сереги. А тот, уже бывавший в Ольвии, пояснил, что эти милетцы более терпимые к окружающим народам, нежели гераклейцы и поэтому легче перенимают культуру в частности скифов. Бобров только подивился такому состоянию дел.

Они прошлись на юг вдоль по реке, фактически вдоль города, раскинувшегося на берегу, полюбовались на верхний город, протянувшийся на возвышенностях коренного берега, и пошли обратно. Лезть в гору всем было лень. И вообще, Бобров заявил, что Херсонес всяко лучше. Остальные, кто с энтузиазмом, а кто без, с ним согласились.

На «Трезубце» четко по расписанию пробила рында, и Вованов вестовой принялся сервировать стол.

– Сейчас отобедаем, – сказал Вован. – Команда отдохнет с часик, и отвалим. И к вечеру, надеюсь, будем в Тире.

Отход, вопреки словам Вована, пришлось задержать. Примчался слуга Никитосова приказчика, который содержал местную лавку и слезно умолял немного подождать пока господин (тудыть его налево) не допишет письмо самому Никитосу. Вован ругался по-русски. Команда не понимала, но внимала с почтением. Бобров веселился. Серега, пользуясь случаем, уволок Дригису в каюту и все догадывались для чего. Вобщем, отправление «Трезубца» запоздало часа на два.

Вован вышел, пользуясь ветром, но когда город скрылся за откосами берега, а судов поблизости не было, включил машину и велел спустить паруса. И в упавших на море сумерках «Трезубец» помчался наперегонки с волнами. Из тубы летели искры и зрелище для проходящих под берегом судов (если таковые имелись), скорее всего, было не просто пугающим, а очень пугающим.

Бобров сидел на корме, прямо на палубе, прислонившись спиной к релингу, представлявшему собой широкий поручень на фигурных стойках. Златка рядом, перегнувшись через поручень, смотрела на кильватерную струю белой пеной выделяющуюся на черной воде. Впереди, метрах в трех, рулевой всматривался в темноту прямо по курсу, надеясь увидеть редкие огоньки Тиры. Вахта расселась вокруг фок-мачты и резалась в кости при свете масляного фонаря. Больше на палубе никого не было.

Шквал налетел внезапно, ударив корабль в левый борт. «Трезубец» опасно накренился и рыскнул на курсе. Златка выпала за борт, только сандалии мелькнули. Она успела слабо вскрикнуть, прежде чем исчезнуть и сидевший расслаблено Бобров вскочил, распрямившись, словно сжатая пружина. Обстановку он оценил еще вскакивая, и сразу же прыгнул за борт, не успев даже ни о чем подумать. Так что Златка едва коснулась воды, а Бобров уже перелетел через релинг.

Ветер значительно сморщил воду, но больших волн не было – не успели раскачаться. Бобров вынырнул и, поднявшись из воды как мог высоко, огляделся, хотя не видно было от слов «ни хрена». Но зато было тихо, если не считать плеска волн и он сразу уловил совсем недалеко отличный от волн плеск и бульканье. Златка неплохо плавала, но падение было слишком неожиданным и девушка, скорее всего, просто растерялась.

Бобров, вытянув руки, метнулся вперед, и буквально через пару метров натолкнулся на извивающееся тело.

-Ай! – воскликнуло тело и тут же забулькало и закашлялось.

– Тихо! – рявкнул Бобров. – Это я!