Вот мы и искали «первую любовь», всех девочек допрашивали. Только никого не нашли. И милиционерша была в корне не права. Хотя, когда мы к ней снова пришли, о своих безрезультатных поисках доложили, она с умным видом заявила:
– Объект их воздыханий не обязательно за соседней партой сидит. Это может быть, например, какая-нибудь смазливая актриса или певица. Ваш сын музыку любит? Плакаты на стенки клеит?
У Ромы на стенке висела только одна фотография старого седого мужика, который нахально высунул язык. Отец Ромку как-то спросил:
– Что за придурок?
– Это – не придурок, – ответил сын. – Это – Эйнштейн.
Но не в Эйнштейна же Ромка влюбился?
И все-таки та милиционерша подвела нас к разгадке. Потому что Саша после разговора с ней стал комнату сына обследовать и нашел записку на магнитофоне. А я вот не заметила. Всю неделю сидела в комнате сына, тихо стонала, из стороны в сторону раскачивалась, а бумажку, к магнитофону приклеенную, не увидела.
«Мама и папа! Включите и послушайте!» – вот что было там написано.
Саша нажал кнопку, и что-то зашуршало, завозилось, послышался звук телевизора, потом мой голос:
– Ты идешь ужинать? Я двадцать раз буду подогревать?
– Подожди. Сейчас тайм кончится. – (Саша.)
– Некогда мне ждать, у меня еще белье замочено. Ты спать скоро завалишься, а мне стирать! – (Я.)
– Мазила! – (Саша орет.) – Надо было на левый край подавать!
– Чтоб он провалился, твой футбол! – (Я, и тоже на повышенных.) – Два часа у плиты стояла, а ты на диване валялся, хоть бы утюг починил! Не допросишься!
– Отстань! – (Саша.)
– Не ссорьтесь! – (Рома.) – Мама, хочешь, я помогу тебе белье постирать?
– Ты настираешь! – (Я, мерзким базарным тоном.) – Весь в своего батюшку! Или вы идете есть, или ужин полетит в мусорное ведро!
Пауза, снова шум, но уже другой. Звон посуды, очевидно, за ужином.
– Мама, котлеты очень вкусные. – (Рома.)
– Чесноку напихала. – (Саша.) – Мясо, наверное, паршивое. Все экономишь.
– А ты на дорогую вырезку заработал? – (Я.)
– Тебе сколько ни дай, все в кубышку складываешь. – (Саша.)
– Где ты ее видел, мою кубышку? Другая бы давно на моем месте и пальто зимнее новое справила, и десять лет в одних сапогах не ходила. – (Я.)
– Завела пластинку. – (Саша.) – Сахар передай. Опять песок? Сколько раз говорил: я кусковой люблю!
– Сам за кусковым и гоняйся по магазинам! – (Я.)
– Не ругайтесь, пожалуйста! – (Рома.) – Папа, как у тебя прошел день?
– Штатно. Главный технолог в цех заявился. Зеленый стручок, вчера институт окончил, а туда же – учить нас… – (Саша.)
– У тебя все идиоты! – (Я перебиваю.) – Один ты умный. А на умных ездят и премии лишают.
– Когда, интересно, меня премии лишали? – (Саша обиженным голосом.) – Не знаешь, так и молчи!
– Не ссорьтесь! – (Рома.)
– Никто не ссорится, – (Я.) – Просто твоему отцу не хочется правде в глаза смотреть. Он восемьдесят процентов премии получает и рад. Молчит в тряпочку. А другие…
– Чего другие? Какие другие? – (Саша.) – Чья б корова мычала! Сама три копейки зарабатывает, а туда же…
– Ну, пожалуйста! – (Рома.) – Хватит ругаться!
– Кто ругается? – (Я, удивленно.) – Мы просто разговариваем.
– Заткнись, когда взрослые говорят! – (Саша, зло.)
Потом на пленке была тишина, и снова зашуршало. Теперь другие звуки, и опять наша «теплая» беседа. Собираемся на дачу, Саша не хочет тащить на горбу мои пустые банки для консервирования, потому что ими уже весь чердак забит, а я проклинаю его инструменты – ржавую рухлядь, которой место на помойке. Ромочка, знай, твердит: «Не ссорьтесь! Не ругайтесь!»
Дослушали до паузы, мне воздуху не хватило, за горло схватилась, руками мужу показываю – останови! Саша на кнопку нажал.
Это в кино, когда тайно записанную пленку слушают, увлекательно получается, нервы щекочет, а в жизни… Ничего более отвратительного и мерзкого я никогда не переживала. Так гадко, будто теплое вонючее масло ложку за ложкой хлебаешь. Еще секунда – и стошнит.
– Когда это было? – тихо спросил Саша и кивнул на магнитофон.
Я плечами пожала – тоже не помню. Хоть убей, ни футбола, ни котлет с чесноком, ни банок с инструментами – ничего в памяти не застряло. Ромочка часто говорил: «Не ссорьтесь!» Но разве то ссоры настоящие были? Ребенок и не видел, как взаправду скандалят.
– Дослушать надо. – Саша нажал на кнопку.
Более никаких тайных записей, только Ромин голос. Заметно, что волнуется, с остановками говорит: