Читаем Конкурс красоты в женской колонии особого режима полностью

Дали Симе командировочные, и поехала она в другой город. Там встретили, заставили назубок выучить легенду, поставили задачу и посадили в камеру к той самой убийце. Но она не стала лезть к ней в душу, что-то выведывать. Видит, женщина мучается. Говорит ей: покаялась бы. Та задумалась, плачет. И Сима молчит, не навязывается. На другой день убийца сама спрашивает: а может правда, признаться? Это, отвечает Сима, тебе решать. Убийца: а как бы ты на моем месте сделала? В общем, написала она чистосердечное признание. Начальство было довольно. Премию Симе выписали. А Она уже не рада была никаким деньгам. Дети ведь одни остались. А ей говорят: может, еще задержишься? Тут есть одна крупная воровка: надо бы и с ней поработать. Сима отказалась. Тогда ей говорят: ну, в этом случае, премии тебе не будет. Пришлось согласиться.

– Сколько же было у вас таких командировок? – спросил Леднев.

– В среднем одна в месяц.

– И сколько лет это все продолжалось?

– Восемнадцать лет.

– Это сколько же вы за эти годы преступников раскололи? – спросил Михаил, множа в уме восемнадцать на двенадцать.

– Больше двухсот.

– Двести шестнадцать, – уточнил Леднев.

– Но ведь была еще работа помимо командировок, на рынке. Я знала всех скупщиков краденого, всех карманников.

При слове «карманники» на лицо Серафимы набежала тень, и она заплакала.

– Зачем вы мне все это рассказываете? – спросил Леднев.

– Через эту проклятую работу я Фаечку упустила. Она была самая младшая, я боялась дома ее оставлять, с собой на рынок брала. Там она и познакомилась с мальчишками. Веселые такие, озорные. Я даже не догадывалась, что они щипачи. А милиция все знала, все видела. Но у Гаманца, как я потом поняла, насчет Фаи были свои планы.

Гаманец к тому времени стал уже капитаном. Специализировался на борьбе с карманными кражами. Этот участок работы всегда считался в милиции одним из самых трудных. Схватить щипача за руку почти невозможно, его всегда прикрывает сообщник. А не ловишь вора с поличным, не сажаешь за решетку – считай, работаешь вхолостую, зря деньги получаешь.

Капитан был не из тех, кто мог терпеливо выслушивать нарекания. Ревностный служака, он привык быть на хорошем счету и своевременно получать премии и звездочки. Увидев Фаю Мосину в компании карманников, он весело подумал: если у него на связи мама, то почему бы не завербовать и дочку?

А дочка была хороша. Когда Гаманец смотрел на нее, у него поднималось давление. Но он не торопил события. Не приставал: боялся спугнуть птичку раньше времени. Уж очень самолюбивая. Но больше всего боялся Гаманец, как бы Серафима не проговорилась дочери. Постоянно стращал, напоминал о подписке. Но Серафима и без угроз скрывала от детей свою тайну.

Во время разговора Серафима не отходила от окна. Поглядывала из-за занавески. Можно было подумать, что у нее мания преследования. Но Михаил снова ошибался в выводах.

– Вы пришли не один, – сказала Мосина. – Вас сюда вел один человек, а когда выйдете, вас поведет другой. Я знаю их систему.

Ледневу нужно было уходить. Его ждала Мэри. Он отсутствовал уже два часа. Но теперь он боялся, что ему не дадут продолжить разговор с Фаиной в другой раз. Запретят ей общаться с журналистом, и все дела.

– Ничего они с вами не сделают, – сказал Леднев. – Не то время.

Серафима тихо заплакала. Сказала сквозь слезы:

– Не знаю, что Фаечка задумала, но лучше бы вы уехали

Глава 10

В колонии Леднева ждала новость: Лена Агеева набросилась на Каткову с кулаками. Драку быстро разняли. Лена водворена в изолятор и сидит теперь по соседству со своей подругой Мосиной.

Сообщившая эту новость капитан Ставская просила не выдавать ее.

– Как? Мосина разве не в санчасти? – удивился Михаил.

– Ей наложили швы, подержали ночь под капельницей и перевели в общежитие. А утром она вышла на работу в швейный цех. Это было ее добровольное желание.

Леднев только головой покачал.

– Хотите совет? – сказала Ставская. – Сделайте вид, что потеряли интерес к Мосиной.

– Так ведь она требует встречи со мной.

– Я устрою вам встречу, – пообещала Ставская. – А вы занялись бы пока Катковой. Она рвется к вам.

За дверью кабинета стояла тишина. Отряд работал на швейной фабрике. Мэри сейчас была там под присмотром Гаманца.

Они прошлись по общежитию. Две огромные комнаты на двух этажах. В каждой жило около семидесяти женщин. Между рядами двухъярусных коек – тумбочки. Все, как в мужской колонии. С одним существенным отличием. Не видно книг. Что само по себе удивительно.

– Чем же занимаются женщины в свободное время? – спросил Леднев.

–Что-нибудь или кого-нибудь обсуждают. Удовольствия себе доставляют: чифир, теофедрин… А вы думаете, тут кто-то над собой работает? Для чтения нужно воображение.

– Считаете, у здешних дам его нет?

– Ну почему же? Сколько угодно. Только это какое-то другое воображение. Для чтения не годится.

– Неужели ваши осужденные вообще ничего не читают? – спросил Михаил, по опыту зная, что на наивный вопрос можно получить самый интересный ответ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза