Конкурс красоты в женской колонии особого режима

– Я окончила музыкалку и решила уехать, от греха подальше. Хотела работать в детском саду, песенки с детишками разучивать. Поехала в Канаш, поступила в педучилище. Но там оказалось еще страшнее. Сельские, когда их не пускали в нашу общагу, просто вышибали двери. Вахтеры тряслись от страха. Если б вы только знали, сколько в этом училище девчонок было изнасиловано! Однажды и меня попытались. Полезли… Кое-как отбилась. Опять-таки отцом угрожала. Потом влюбилась в одного. Симпатичный такой. Пришла с ним к его друганам. И они все вместе на меня полезли. Бросилась к окну, завопила на весь поселок, что выброшусь. Милиция мимо ехала, повязали этих семерых…

– Я поняла, – продолжала Лена, – что они выйдут и разделаются со мной по полной программе. И уехала в Цивильск, поступила в культпросвет училище. Но там все было то же самое. Даже хуже. Я уже не знала, что делать. Вернулась в свой город и почти сразу же отдалась одному автору. Думала: зато другие не будут трогать. Но не тут-то было. Этот автор отдал меня тридцатилетним кооператорам. Деньги с них взял. Продал, короче. И я сломалась. Нет, я сломалась позже. А тогда написала вместе с девчонками письмо министру внутренних дел. Копию послали в газету «Молодой коммунист». Газета письмо напечатала, а министр ничего не ответил. И мы с девчонками сколотили свою «толпу».

– Погоди, что вы написали?

– Точно не помню, но примерно так. Сколько мы должны терпеть? Сколько можно дрожать за свою честь? Им, насильникам, отсидеть – раз плюнуть, а нам они всю жизнь портят. Неужели милиция не может покончить с этим? Если не примете мер, мы будем создавать свои группы и мстить пацанам.

– И вы сколотили «толпу». Это преступная группа?

– Примерно так.

– Значит, правильно сказано в приговоре – ты была главной? – спросил Леднев.

Лена посмотрела на него с усмешкой:

– Разве я похожа? Да, письмо министру я написала. А в остальном была, как все. Только тут надо кое-что уточнить. Наша «толпа» образовалась не только для защиты от пацанов. Понимаете, денег – ни копейки, а одеваться хочется. Вы даже не представляете, какое это искушение! Это страсть. А страсти противиться сложно. Сначала пошла мода обмениваться одеждой среди своих. А потом стали приставать к незнакомым девчонкам. Понравилось пальто или сапоги: снимай, дай поносить! Оказалось, все просто. Подошла, сняла, надела на себя и пошла дальше. Не одна, конечно – «толпой». Кантелями качались. Ладони обматывали эластичными бинтами, чтобы костяшки не сбить. Или брали палки. Надвигали на глаза вязаные шапочки, сразу лицо меняется до неузнаваемости.

Нас прозвали «метелками». Мы не только людей раздевали. Били пацанов и даже взрослых мужиков. Дрались с «метелками» из других районов. А потом стали ездить в Москву, там люди лучше одеваются. Снимали две квартиры возле Казанского вокзала. Вот такие пирожки с котятами. Я еще закурю? Хорошо тут, тепло, красиво.

– Чего ради ты набросилась на Каткову?

Леднев специально задал вопрос внезапно.

Лена посмотрела настороженно:

– Ну, вы прямо как следователь. Фаина – моя подруга, даже больше, чем подруга. Когда мне срок добавили, мне жить не хотелось. А она меня поддержала.

– Как?

– Морально, – отвечала, не моргнув глазом, Агеева. – Она мне как мать. А вы что подумали?

Глава 12

Сауна была рядом с колонией, в живописном сосновом бору. Построили ее зэки из соседней мужской колонии. Сработали на совесть. Снаружи баня выглядела, как русский терем. Если Корешков хотел удивить Мэри, то цели своей он достиг. Американка начал работать фотокамерой, едва вышла из машины. Подполковник цвел.

Банщица отчиталась перед начальством: сауна натоплена, стол накрыт, горячие закуски на плите. И с любопытством взглянула на заморскую гостью. Всякого она насмотрелась, но чтобы одна женщина предавалась банной утехе с тремя мужчинами, к тому же иностранка, и к тому же вроде бы не какая-нибудь… Такого она здесь еще не видела.

– Перед сауной у нас обычно банкет и маскарад, – сказал Леднев Мэри. – Надень купальник и завернись в простыню. И в таком виде – за стол.

– Okay, – не моргнув глазом, согласилась американка.

Трудно сказать, чем бы она ни пожертвовала, только бы отснять на пленку русский колорит.

Но, увидев мужчин, завернутых в простыни, как патриции в тоги, не смогла скрыть удивления и воскликнула:

– Бог мой, мы перенеслись в Древний Рим! Только, чур, я буду весталкой.

– Ну, если только ты еще не была замужем, – заметил Михаил.

Мэри ничего на это не ответила. Леднев в который уже раз подумал, что эта женщина не склонна к юмору в свой адрес.

Корешков поднял рюмку и выразил надежду, что пребывание Мэри в колонии не будет омрачено ни в ближайшие дни, ни в будущем, когда она выпустит свой фотоальбом.

– Это тебе       намек, – сказал Михаил. – Заключенные и тюремщики должны выглядеть на фотографиях достойно.

Американка заулыбалась:

– О, да, конечно, я понимаю.

– В бане мы пьем только по одной рюмке, но – до дна, – предупредил подполковник.

Мэри сделала осторожный глоток, ощутила вкус и выпила оставшуюся в рюмке водку одним духом.