Конкурс песочных фигур

Глядя, как он старательно показывает размер, взяв с полочки книжку – вот такой, не больше и не толще! – Карина задумчиво склонила голову, а Володя вдруг протянул руку и отвел упавшую светлую прядь с ее лица – как будто по голове погладил. А она взяла и ткнулась лбом ему в плечо – они стояли совсем рядом, и получилось как-то само собой. «Как Кошаня, – подумала Карина, – сейчас ухвачусь за шею и не отпущу».

И тут же прежняя радость вернулась, как приз за сегодняшние, вчерашние и все былые мучения. Чего же они, такие взрослые, так топчутся, так боятся – то ли себя, то ли друг друга! Кто между ними все время стоит – люди-невидимки, что ли, бывшие мужья, жены? Илья из телефонной трубки? У нее волосы пахнут летом, а он даже поцеловать их не решается – даже в макушку, как она Иринку целует! А его рубашка пахнет соснами – и правда лесной… Неужели их фиктивный роман таковым и останется? Неужели он так и будет всерьез выполнять какие-то условия, думая, что они кому-то нужны? Но он всегда такой прямолинейно-серьезный – он будет, наверное!

И, улыбнувшись, шепнула:

– Володенька, хочешь увидеть циклопа?

Она притянула к себе его голову, прижалась носом к его носу и увидела огромный серый глаз, весь в лучиках, разбегающихся от зрачка, и в длиннющих ресницах, тоже разбегающихся, как продолжение лучиков. А ежик волос под ее ладонями оказался неожиданно мягким, как мех, а глаз – веселым, наверное из-за лучиков.

– Мне пора.

Происходило что-то нереальное, как тогда, с исчезновением переводов. Этого не могло быть, но Володя освободился от ее рук, осторожно ее отодвинул – или отодвинулся сам – и шагнул к двери. И глаза совсем не были веселыми – Карина их не видела, потому что он на нее не глядел, но это было так. А она все смотрела – в упор, обескураженно – и даже невольно дернулась к выключателю, чтобы при свете лучше понять, что творится.

– Куда пора? – глупо спросила она.– На последнюю электричку, – ответил он голосом таким ровным, что внутри ее все перевернулось, и опять глядя в сторону. – Спасибо за ужин и за то, что оказалась дома. Если бы я тебя сегодня не увидел… В общем, мне это было важно. Ты заряди мобильник. Я позвоню.

Карина до конца прослушала топот ног по лестнице. Постояла у открытой двери, как будто плохо что-то поняла и надеялась, что сейчас поймет лучше. Потом закрыла дверь, походила по комнате, поискала зарядку, взяла мобильник, подключила. Потом снова взяла мобильник, открыла самое начало телефонного справочника – Аня, Володя, Иринка – и стерла Володю.

В голове – ни одной мысли, потому что все предельно ясно. Это опять было то, что само решает, когда и в чью судьбу вмешаться. И сопротивляться бесполезно, потому что все уже произошло.

На абстрактной картине, как из хлопушки, летел пестрый ворох клочков и кусочков, на которые распалась и рассыпалась ее жизнь. Карина, неподвижно сидя на диване, могла только глядеть, как их куда-то уносит. А хуже всего было то, что обвалился не только мир вокруг, а и сама она распалась на молекулы, на кусочки мозаики, и должно пройти время, прежде чем они снова сложатся во что-то целое. Совершенно непонятно, во что, как это будет – она без Володи, ее выходные без Володи, ее жизнь без Володи. Пока оставалось только замереть в эпицентре урагана – той точке ложного спокойствия, с которой отчетливо видна катастрофа вокруг.

Когда же появились мысли, Карину поразила собственная собранность, отсутствие расслабляющих эмоций. Да, она сделала круг и вернулась к началу: у нее есть только Иринка и собственные силы. Больше ничего нет, и если она сейчас сорвется и окажется с малышкой на руках и без желания жить… Но этого не произойдет. Все, чего удалось достичь за два года, все необходимое для нормальной жизни осталось в целости. Пусть вся она как будто изменилась на химическом уровне и заново отстраивается – она и в таком состоянии может продолжать работать для своего ребенка – передвигаться, встречаться с людьми, никого не пугая и делая все, что запланировано. Что и показал понедельник, который прошел как положено, без малейших изменений. Даже какие-то положительные эмоции мелькнули, когда позвонили журнальщики насчет перевода и похвалили за качество и оперативность. Раньше это была бы бурная радость, но ведь главное – правильность реакции. Значит, она жива, не все отбито.