Конные и пешие

До Москвы добрался с большим трудом. Все поезда идут на восток. А на запад — только воинские. Сразу пошел в военкомат. Завтра чуть свет мне на призывной пункт. Немцы совсем близко от Москвы.

Пока добирались к столице, у меня родилась одна важная идея. Она связана с моим увлечением в молодые годы. Мне пришло на ум, что ракеты, над которыми я в свое время размышлял, можно использовать как сильные снаряды. И для этого не нужны орудия, а всего лишь пусковые установки. Понимаешь, если создать на жидкостном топливе ракету, которая могла бы преодолевать земное притяжение, то такая ракета сможет перенести мощный взрывной заряд на большое расстояние. Ну, хотя бы на такое же, на какое может пролететь самолет. Только скорость ракеты намного быстрее. Таким образом, ракета может оказаться новым и сильным оружием. Я сделал кое-какие расчеты. У меня одна ночь, и до утра я должен написать записку в Государственный Комитет Обороны. Если они оценят эту мою идею, то могут собрать людей, у которых уже накоплен опыт в создании ракет. По военному времени такую задачу можно решить быстро. Вот мы мечтали о „завоевании“ иных миров, а сейчас надо отбиваться на своей земле.

Я прощаюсь с тобой, зная, что жизнь еще сведет нас. Что бы ни случилось, помни: ты вечно со мной. Будь счастлива. Володя».

Вера Степановна несколько раз перечитала эти письма, к ним был приколот кусочек бумажки, на котором неровным ученическим почерком был выведен липецкий адрес Виктора Гавриловича Синькова — того самого рыженького солдата, который в феврале сорок второго приходил к ней. «Да жив ли он? — подумала она. — А если жив, то где?» Но тут же решила: она найдет Синькова, не так уж сложно найти: однако же не это сейчас было важным, а то, что напомнили ей письма. Кондрашева кто-то оклеветал, теперь уже твердо решила она.

Она любила свои шкафы, в каждом из них по-особому пахло, потому что на полках лежали минералы: от ярко-зеленых эгеринов, фиолетовых шпатов, золотистых сфен веяло прохладой Хибинских скал, от подернутого матовым серебром черного роговика тянуло слабым ароматом степного ковыля, а беспредельная голубизна неба над песчаной пустыней отражалась в бирюзе… Как пахнут камни? Так же, как животные и растения, как травы и листья деревьев, как земля, на которой пасут скот, выращивают хлеб или рис; запахи эти, сплетаясь меж собой, создают нечто цельное, может быть, это запах девственной планеты, недра которой еще не тронуты человеческой рукой. Все сущее покоится и движется по тверди, образованной из бесконечного многообразия, и твердь эта не мертва, она живет по-своему, и стоит только прикоснуться пальцем к любому из этих камней, как отзовется в тебе его глубинное дыхание…

Да, с некоторых пор Вере Степановне нравилось копаться в своих шкафах, ей казалось, что она всю жизнь что-то искала, даже когда годами жила в Москве, это, пожалуй, было самым главным в ее судьбе. Она была уверена, что нет на свете людей, которые бы не любили перемен, даже если они и пугали, страх лишь обострял желание что-то изменить в своей жизни. Конечно, она исходила из своего опыта и невольно переносила его на всех тех, кто встречался ей в жизни; если это были люди, обреченные на однообразие будней, то Вера Степановна угадывала в них зависть к скитаниям, наверное, этим людям казалось, что поездки и длинные пешие переходы сопряжены с вольностью и заманчивой беззаботностью, и мало кто из них понимал, как груба и тяжка такая жизнь. Но все равно человеку свойственно мечтать о переменах, передвижениях по огромным пространствам, ведь в каждом осталась хоть капля крови древних кочевников, и она будоражит ум, не дает покоя. И манит даль, хоть затянута она туманностью, и неведомо что может оказаться впереди: веселая, в зеленом убранстве дорога или болотная трясина, а то и пропасть…

И она всегда сердилась на тех из своих коллег, которые пытались укладывать познанный мир в жесткие схемы определенных представлений. Она знала: никому из них еще не удалось представить во всей полноте хоть одно природное явление; что бы ни придумывал их изощренный ум, каждое из таких явлений оставалось беспредельным; чем больше узнаешь о нем, тем больше возникает тайн; если же этого бы не было, то мир застыл бы и угас, а вместе с ним человеческая мысль и воображение, без которого Вера Степановна вообще не представляла жизни…

Да, ее познакомил с Володей Кондрашевым на Кольском полуострове Сергей Лютиков. Ей в тридцать восьмом году было двадцать, но она уже много постранствовала по земле, была во многих экспедициях. База геологов расположилась подле деревеньки, на краю которой стояли черные избы, и однажды Сергей Лютиков ввалился к ним, закричал:

— Ребята! Знакомого встретил. Москвича. Он здесь мост строит.