Коновницыны в России и в изгнании

Приезжал Марков 2-й, бывший правый член Государственной Думы. Он тоже делал доклад. Говорил о вертикальном строении общества (национальной государственности). Он говорил, что Россия пробуждается и нужно ждать скорого падения большевиков.

В 1929 году учреждение, в котором я служил, было переведено в Белград. Я туда и переехал. Мать и Шура уехали в Париж к сестре. Они с мужем продали отель в Дубровнике и арендовали отель в Париже.

Внезапно и неожиданно умер в Бельгии генерал Врангель. Его тело привезли в Белград, согласно завещанию покойного, оно должно было находиться там до освобождения России.

Перед Белградским вокзалом, на площади, выстроилась сотня гвардейских казаков в кубанках, с шашками. Вид у них подтянутый и боевой. Рядом эскадрон Александрийских гусар, русская гимназия, сокола, союз национальной молодёжи и другие организации. За ними толпа народу. Движение на площади остановлено. Полиция поддерживает порядок. На площади выстроилась также рота югославянской пехоты.

Приехал генерал Адлерберг, он сопровождал гроб от Загреба.

«Слушай, на краул!» Внесли гроб и поставили на лафет. Блеснули шашки, обнажились головы. Около гроба – духовенство во главе с митрополитом Антонием (Храповицким) и певчими. Рядом югославянские генералы и офицеры. Отслужили панихиду, затем все присутствующие, вслед за гробом, двинулись в русскую церковь, к месту упокоения. Церковь переполнена молящимися. Всех вместить она не может, стоят на дворе. Начинается торжественное отпевание. На стенах висят старые боевые знамёна, штандарты и георгиевские трубы. Есть знамёна Петровских полков, они вывезены из севастопольского собора. Отпевание закончилось вечером, и гроб опустили в сооруженный склеп в церкви. Гробницу закрывают. Над ней ставят плиту белого мрамора: «Генерал Пётр Врангель». Около могилы русский национальный флаг и Георгиевский значок главнокомандующего.

К нам, русским беженцам, большинство сербов и хорватов относилось недружелюбно. Они с насмешкой говорили, что наша эмиграция состоит только из полковников и графов, что нас выгнали из России, потому что заслужили.

Один черногорец старался мне логически объяснить свой взгляд на этот вопрос: «У нас раньше был премьер-министр Паничь, а теперь Узунович, но я ничего плохого не сделал ни при Паниче, ни при Узуновиче и мне не надо бежать из своей страны. Точно также у вас был Царь Николай, а теперь Сталин. Если бы вы ничего плохого не делали, то вас бы никто и не тронул».

Нашими искренними друзьями были Король Александр, Патриарх Варнава и небольшое количество старых сербов побывавших ещё в старой России.

В Белграде насчитывается 5 000 русских, а в Югославии – около 20 000. Большинство служило на государственной службе или офицерами. Некоторые занимались подрядами или торговлей. Русские профессора читали лекции в университетах.

В Белграде, на земле русского посольства, построили дом. Назывался он Русский Дом памяти Императора Николая II. В нём поместились русская начальная школа, гимназия, большая библиотека и театр.

Престарелые русские студенты получали небольшое вспомоществование. Вскоре был издан закон о подданстве для русских. Он очень облегчал формальности и обещал не чинить никаких препятствий в случае возвращения в старое подданство. Я принял подданство, сдал необходимые государственные экзамены и сделался югославянским чиновником.

В 1932 году я женился на княжне Химшиевой. Ее первый муж был гвардейский артиллерийский офицер. Он был убит через полгода после их свадьбы.

С нами жили моя мать и тёща, а также давнишний знакомый семьи жены, генерал Алексей Владимирович Корвин-Круковской.

Во время венчания в церкви, жена почувствовала себя плохо, у неё болело горло, и она с трудом проглотила теплоту, которую ей дал священник. На следующий день вызвали доктора. Он определил, что у неё дифтерит и сейчас же сделал ей вспрыскивание. Вечером жену отправили в больницу. К счастью болезнь прошла без осложнений.

Лерочка мне как-то сказала про гадалку на кофейной гуще. «Она всем очень правильно говорит». Я в это не верил, а жене очень хотелось к ней пойти.

Как-то жена пришла со службы позднее обыкновенного и сказала, что она была у гадалки. «Что же она тебе сказала?» – поинтересовался я. «Ерунду какую-то». – «Нет, но что именно?» – «Она мне сказала: я Вас вижу в большом городе с мальчиком». – «Ну, а про меня она ничего не сказала?» – «Нет, она мне больше ничего не сказала». Я про этот разговор скоро совсем забыл и вспомнил его опять через много лет.

В 1933 году у нас родился сын Алёша. Генерал Корвин-Круковской был его крёстным отцом, и очень привязался к нему. Когда Алёша был совсем маленьким и плакал, он его носил на руках и пел колыбельные песни. Когда он вырос, он его водил гулять и покупал ему всякие игрушки.

Мы все служили: жена – во французском предприятии, мать давала уроки, теща, Ольга Ильинична, в государственной статистике, а генерал – на железной дороге.