Консервативный вызов русской культуры - Русский лик

Писатели в книгах становятся историками - как Дмитрий Балашов, Сергей Марков, Юрий Лощиц; географами - как Леннарт Мери, археологами, путешественниками. Если это не просто документ нашего времени, добросовестное свидетельство очевидца, а явление художественного ряда, то объединяет этих прозаиков или разделяет их между собой авторская скрытая позиция. Произошло смещение прежних канонических эпических форм письма со старыми же формами субъективного повествования. В тексты произведений властно вторгается авторский голос: то историческими справками, комментариями, то социологическими или же философскими выкладками. Автор уже часто не отдает свои мысли героям, произносит их сам от себя. И одновременно предоставляет слово своим персонажам, к которым относится отрицательно. Этот эффект "чужого слова" (Бахтин) восполняется выраженными размышлениями самого автора. В эпическую форму вторглась авторская исповедь.

Балашов не волен исправлять исторические факты, но имеет полное право поднимать на первый план те проблемы далеких столетий, которые злободневны и сегодня, те события, которые круто связаны с развитием русского народа, с его национальными особенностями, а потому многое могут прояснить в нас самих. И ведет Дмитрий Балашов уже от себя рассказ о русской истории, о возможных и отвергнутых жизнью вариантах.

"На каком коне, в какую даль ускакать мне от этих речей? Скорей же туда, в четырнадцатый век, век нашей скорби и славы!"

Слово временно отказывается от сюжетообразующей роли, оно несет в себе лишь мысль автора, включаемую им иногда в ткань повествования и вне зависимости от сюжетной линии романа.

Откуда взлет исторической прозы? Откуда всенародный интерес к книгам Д.Жукова, В.Гусева, Ю.Лощица, В.Полуйко, Д.Балашова?

Происходит углубление исторической памяти народа. Люди все больше отказываются быть манкуртами, послушными рабами без памяти. Чувство неуверенности в себе, чувство неудовлетворенности своим бытием заставляет народ все более обращаться к истории. Возрастает трудолюбие его души. Через историю к истине, через прошлое в будущее - вот символ нынешнего дня, вот откуда зигзаг стрелы времени. Вечно летящая стрела несет в себе накопленные знания, мораль, этику всего народа и, устремляясь в будущее, определяет сегодня наши поступки. В мире получувств, в мире мнимых знаний, мнимой литературы, мнимых поступков лишь стрела времени с ее исторической памятью помогает прорасти личности, обрести единство внутри себя. И потому так современна сейчас историческая проза, потому не стихают самые ожесточенные баталии вокруг трактовки давно прошедших событий.

Несомненно, все это увеличивает и ответственность художника перед читателем. Апологетика одних героев, ненужное очернение других - делают всю картину мира одномерной, черно-белой. Как художник, Дмитрий Балашов, принимая закономерности развития истории, не забывает и про другие варианты, допущения. "Люди уходят, остаются деяния", - Балашову близок смысл этого изречения. Понятно ему и то, что до деяний нужно дозреть самой эпохе. Говорит писатель: "Лишь сокровища духа, деяния народа остаются единственной ценностью, способной избегнуть забвения. Еще задолго до Сергия Радонежского с пламенными речами во Владимире выступал проповедник Серапион. Но за Серапионом некому было еще идти, а за Сергием Радонежским вставала нарождавшаяся Московская Русь. Были и военачальники до Дмитрия Донского, не менее храбрые, умелые, не обделенные воинским даром. Не досталось схватиться с ордынцами Александру Невскому, не подошло время и Михаилу Тверскому. Весь четырнадцатый век можно назвать временем собирания нации, духовного взлета, пламенного натиска. И разрешился этот век в 1380 году полем Куликовым!"

Кто выбирает варианты в истории? Кто определяет нужную минуту? Никто. В целом. Каждый. В частности.

Какое богатство характеров открывается в прозе Дмитрия Балашова. Волевая Марфа-посадница, сдержанный, осторожно-твердый Иван III, величественные в своем мужестве и гордости князья тверские, нахрапистый хищник московский князь Юрий - все это первый, высший исторический ряд его героев. Далее следуют монах Алексий, бояре Бяконты, Босоволки, еще ниже воины, крестьяне, среди них Федор Михалкин, Козел, Степан. И каждый со своей правдой, со своим взглядом на мир.