Консервный ряд

Люди и лягушки не первое тысячелетие живут бок о бок; и люди, должно быть, неоднократно охотились на лягушек. За этот немалый срок сложились неписаные правила охоты. Человек, вооруженный сетью, луком, копьем или ружьем, неслышно, как ему кажется, ползет к лягушкам. Согласно правилам, лягушки сидят тихо, тихо и ждут. Ждут до последнего. За долю секунды до того, как брошена сеть, пущено копье, нажат курок, лягушки хором бултыхаются в воду и плывут на дно, уповая на то, что человек уйдет. Так было всегда. И лягушки надеются, что так оно будет и впредь. Случалось, конечно, что сеть падала слишком быстро, копье попадало в цель, ружье не давало осечки, и какой-то бедной лягушке приходил конец. На это лягушки не обижались: ведь охота велась по-честному, а на охоте смерть в порядке вещей. И наши лягушки представить себе не могли, какое коварство задумал против них Мак. Не могли вообразить размеров надвигающейся катастрофы. В ночной тиши вспыхнули фонарики, затопали ноги, завопил не своим голосом невидимый противник. Лягушки, как одна, бултыхнулись в воду и без памяти пошли на дно. Тогда враги, построившись цепью, вступили в воду; они топали, прыгали, плясали, баламутили воду и неотвратимо продвигались вперед. Лягушки в панике покинули укромные закутки на дне и бросились удирать от этих ножищ, а ножищи наступали! Лягушки – отличные пловцы, но у них совсем нет терпения. Они плыли вперед, плыли, пока передние не наткнулись на берег. Началось столпотворение, задние напирали и лезли на передних. А охотники были уже совсем близко; тогда несколько обезумевших лягушек повернули назад, навстречу явной гибели, но между но – о чудо! – оказались просветы, лягушки ринулись в них и спаслись! Большинство же решило навсегда покинуть родной пруд и отправиться на поиски нового жилья, нового отечества, где подобные безобразия немыслимы. Отчаявшиеся, возмущенные до глубины души лягушки – большие и маленькие, зеленые и бурые, лягушки-дяди и лягушки-тети волна за волной выплескивались на берег, прыгали, спотыкались, ползли, путались в траве, задевали друг друга, маленькие вскакивали на больших. И тут – ужас, кошмар! – их настиг свет фонариков. Двое мужчин нагнулись и стали собирать их, как клубнику с грядки. Тем временем вражеская цепь вышла из воды и отрезала отступление. Теперь уже собирали лягушек, как выкопанный картофель. Десяток за десятком падали они в разверстые мешки. И скоро мешки были полны обессилевших, перепуганных, утративших иллюзии квакушек, мокрых, несчастных, всхлипывающих. Кое-кому все же удалось спастись, да и в пруду осталось десятка полтора. Но никогда еще в лягушачьей истории не было катастрофы подобных масштабов. Считать их не считали, но было их, наверное, пять или шесть сотен. Довольный Мак завязывал мешки. Все промокли до нитки, в воздухе уже повеяла предутренняя прохлада. И перед тем как идти домой, выпили еще самую малость – упаси бог схватить простуду.

Капитан славно повеселился, как никогда в жизни. И чувствовал себя в долгу у Мака и его друзей. Немного позже в кухне вспыхнули занавески, их удалось загасить хозяйкиными полотенчиками. Капитан просил гостей из-за этого не расстраиваться, он почел бы за честь, спали они весь его дом.

– Моя жена замечательная женщина, – сказал он в экстазе. – Редкостная. Ей надо было родиться мужчиной. А если бы она родилась мужчиной, я бы на ней не женился.

Он долго смеялся своей шутке, три или четыре раза повторил ее, чтобы не забыть сказать приятелям, пусть посмеются. Налил полный кувшин виски и дал Маку. Как бы ему хотелось жить с ними в Королевской ночлежке! Он уверен, что и его жена полюбила бы Мака и его друзей, они обязательно должны познакомиться. В конце концов он уснул на полу, примостив голову среди щенят. Мак с ребятами выпили по маленькой и задумчиво поглядели на него.

– Он ведь дал мне этот кувшин, правда? – сказал Мак. – Вы ведь слышали?

– Конечно, дал, – подтвердил Эдди. – Я сам слышал.

– И подарил мне щенка?

– Да. Сказал, бери любого. Мы все слышали. А что?

– Я никогда не воровал у пьяного. И не собираюсь начинать сегодня, – ответил Мак. – Нам пора выметаться отсюда. Ему лихо будет, когда проснется. И во всем виноваты мы. Не хочу дольше здесь оставаться. – Мак обвел глазами обгоревшие занавески, пол, на котором блестели лужи, не то щенячьи, не то от пролитого виски, плиту с потеками застывшего свиного жира. Подошел к щенкам, внимательно осмотрел каждого, пощупал костяк, лапы, заглянул в глаза, проверил челюсти и выбрал красивую, пятнистую сучку c бурым носиком и чудесными, изжелта-карими глазами.

– Иди ко мне, девочка, – сказал он.

Задули лампу во избежание пожара. Когда вышли из дома, уже начало светать.

– Удачная поездка, лучшей у меня в жизни не было, – заметил Мак. – Но что будет, когда вернется его жена! Меня от этой мысли бросает в жар.

Щенок заскулил у него на руках, и он сунул его за пазуху.

– Мировой он парень, – продолжал Мак. – Конечно, если сумеешь расположить его к себе.

И они поспешили к тому месту, где их ждал фордик.