Консьянс блаженный. Катрин Блюм. Капитан Ришар

То было повторное распоряжение, предписывающее г-ну Каде выплатить долг в двадцать четыре часа и в случае неуплаты грозящее судебным преследованием, приговором, отчуждением и т. д., и т. п.

— Ты слышишь, мой мальчик?! — воскликнул устрашенный старик.

— Да, дедушка, — ответил Консьянс со своим обычным спокойствием.

— Предупреждение о выплате долга в течение двадцати четырех часов!

— Это просто юридическая формула, и не надо ее пугаться, дедушка: тебе на тридцать дней предоставляется отсрочка.

— Да ты просто ученый, Консьянс! — воскликнул в изумлении папаша Каде.

— Если и ученый, то благодаря все тому же господину Деме, — улыбнулся юноша.

— А что мы будем делать после этих тридцати дней?

— Господин Деме скажет нам это, дедушка.

— Оставьте ребенка в покое, — вмешалась Мадлен. — Вы не понимаете, его ведет сам Господь.

Мадлен по-прежнему называла сына ребенком, хотя ему было уже около двадцати, и все же она была права, ведь не возрастом определяется детскость, а простотой сердца.

Снова стали ждать.

Пятнадцатого декабря прибыл метр Шекс с двумя помощниками, чтобы составить протокол ареста имущества, и отправился к земельному участку, чтобы описать его.

Папаша Каде отказался сопровождать незваного гостя, а Консьянс предложил было ему свою помощь.

— Не стоит, — заметил старик, — уж одного-то человека он там найдет, будь уверен.

— Кого это, дедушка?

— Кузена Манике, вот кого!

Так что метру Шексу пришлось разыскивать поле папаши Каде без посторонней помощи, но искал он его недолго. Убедившись, что ни Консьянс, ни его дед не сопровождают судебных исполнителей, явился кузен Манике и указал метру Шексу границы искомого участка земли.

Вслед за судебными исполнителями в хижину зашел Бастьен.

— Эй, Консьянс, — предложил он, — давай-ка потолкуем немного о делах.

Юноша протянул гусару руку и улыбнулся в знак согласия.

— У меня есть мысль, — продолжал Бастьен.

— Какая же?

— Давай возьмем наши сабли… Надеюсь, твоя сабля на месте?

— Да.

— И устроим засаду в лесу по дороге в Виллер-Котре.

— Зачем?

— Чтобы подождать их там, разумеется.

— Кого подождать?

— Да судебных исполнителей, черт их побери! И тогда зададим им такую тррепку, черртям будет тошно, вот будет потеха, как говарривали у нас в полку!

— Тихо, дорогой мой Бастьен, — остановил друга Консьянс, — если, не дай Бог, кто-нибудь услышит хоть что-нибудь подобное, мы погибнем окончательно, а нам и так несчастий хватает!

— Проклятье! — воскликнул Бастьен. — Подумать только, эти мерзавцы упразднили мой крест и отняли у меня пенсию!

И он сделал угрожающий жест, подобно Аяксу, проклинающему богов.

— Эх, если когда-нибудь представится случай отправить их в ад, откуда они пришли, это будет для меня большой радостью, — продолжал гусар. — Во всяком случае, до встречи, Консьянс, и если я тебе понадоблюсь, вспомни, что мы друзья по гроб жизни!

И Бастьен ушел, бормоча себе под нос:

— Ну, проклятые штафирки! Ну, проклятые Бурбоны! Можно подумать, все в мире устроено только для того, чтобы портить кровь порядочным людям!

Два часа спустя метр Шекс вновь проехал через Арамон и оставил папаше Каде копию постановления, согласно которому продажа его земли назначалась через шесть недель, то есть на конец января 1815 года.

Старик попросил прочесть ему бумагу от первой до последней буквы.

— Так там и сказано? — недоверчиво спросил он, когда внук дочитал документ до конца.

— Да, дедушка, это правда: продажа назначена через шесть недель.

— Таким образом, через шесть недель землю продадут?

— Нет, дедушка.

— Но, дурачок, именно об этом говорится в бумаге! Ты же сам только что ее прочел!

— Ба… если, дедушка, верить всему, что говорят гербовые бумаги, пришлось бы всегда дрожать, читая, что тебя повесят или колесуют.

— Шутишь? Что же, шути.

— Я не шучу, а надеюсь, — серьезно объяснил Консьянс.

— Ты надеешься, что через шесть недель землю не продадут?

— О, я в этом уверен.

— Но каким образом ты этому воспрепятствуешь?

— Дедушка, я отправлюсь в Суасон, выберу адвоката, адвокат поднимет вопрос об инциденте.

— А что это такое — инцидент?

— Это значит, дедушка, что он попросит суд предоставить тебе трехмесячную, а то и шестимесячную отсрочку выплаты долга, ссылаясь на наши обстоятельства.

— Но ведь адвокат из Суасона запросит уж никак не меньше пятидесяти франков.

— Он запросит сто франков, дедушка.

— И откуда же я их возьму, дурачок?

— Уж я-то постараюсь их раздобыть.

— И когда ты их раздобудешь, когда передашь адвокату, когда адвокат поднимет, как ты говоришь, вопрос об инциденте, когда он добьется трех, шести месяцев отсрочки для нас, что дальше?., дальше?., дальше?..

— Дальше?..

— Да.

— Дедушка, не надо непрестанно мучиться сомнениями, как это делаете вы.

— Как же мне не сомневаться, когда я смотрю и ничего не вижу.

— Постойте-ка, дедушка, — сказал Консьянс, — в том уголке голубого неба вы тоже ничего не видите, так ведь?

Папаша Каде козырьком приставил ладонь ко лбу и всмотрелся в небо самым пристальным образом.

— Нет, конечно же, — сказал он, — я ничего не вижу.

— А вот я, — сказал Консьянс, — я вижу Бога!