Консьянс блаженный. Катрин Блюм. Капитан Ришар

Было нас десять подруг на лугу;
Замуж пора всем. Ручаться могу:
Была там Дина,
Была там Лина,
Была Сюзетта, была Мартина,
Ах-ах!
Катеринетта и Катрин.
Была там юная Лизон,
Была графиня Монбазон,
Была

Мадлен,Была Дю Мен.
Сын короля проезжал в добрый час,
Всех до одной поприветствовал нас:
Поклон Дине,
Поклон Лине,
Поклон Сюзетте, поклон Мартине,
Ах-ах!
Катеринетте и Катрин.
Поклон молоденькой Лизон,
Поклон графине Монбазон,
Поклон Мадлен И поцелуй Дю Мен.
Нас поприветствовал всех до одной,
Всем по колечку дал принц молодой: Колечко Дине,
Колечко Лине,
Колечко Сюзетте, колечко Мартине, Ах-ах!
Катеринетте и Катрин.
Кольцо молоденькой Лизон,
Кольцо графине Монбазон,
Кольцо Мадлен,
Брильянт Дю Мен.
Всем по колечку нам принц подарил,
Всех нас отужинать он пригласил: Яблоко Дине,
Яблоко Лине,
Яблоко Сюзетте, яблоко Мартине,
Ах-ах!
Катеринетте и Катрин.
Яблоко юной Лизон,
Яблоко Монбазон,
Яблоко Мадлен И апельсин Дю Мен.
Всех нас отужинать принц пригласил, А после ужина спать уложил:
В солому Дину,
В солому Лину,
В солому Сюзетту, в солому Мартину,
Ах-ах!
Катеринетту и Катерину.
В солому юную Лизон,
В солому Монбазон,
В солому Мадлен,
На ложе мягкое Дю Мен.
Всех до одной нас он спать уложил,
С зарей по домам разойтись предложил: Прощай же, Дина,
Прощай же, Лина,
Прощай, Сюзетта, прощай, Мартина,
Ах-ах!
Катеринетта и Катрин. Прощай же, юная Лизон, Прощай, графиня Монбазон, Прощай, Мадлен! Останься здесь, Дю Мен!

Хоровод Катрин имел большой успех у парней и девушек, чего нельзя сказать о Бернаре: словно протестуя против фривольности последних двух куплетов, он поднял морду, обеспокоенно посмотрел на дверь и протяжно завыл.

Нечего и говорить, протест такого рода отнюдь не нашел поддержки у развеселившейся компании, которая велела Бернару помолчать, и кто-то уже требовал вторую песню.

Бумажки с именами присутствующих снова бросили Консьянсу в шляпу, и юноша, по-видимому встревоженный больше остальных воем Бернара, запустил туда руку.

На этот раз он извлек бумажку с именем Бастьена.

Чем-чем, но просьбой исполнить песню смутить Бастьена было невозможно: в запасе у него имелся целый репертуар, но репертуар особого сорта, и потому даже девушки, вовсе не слывшие недотрогами, обеспокоенно ждали, какую же песню собирается спеть гусар.

— Ха-ха! — откликнулся тот, покручивая ус, — значит, это мне выпал жребий спеть вам песенку.

— Да, да! — подтвердили девушки, — но только хорошую, не правда ли?

— Конечно же, хорошую, — согласился Бастьен, — я ведь никаких других и не знаю.

Среди присутствующих прошел шепот недоверия.

Бастьен, чтобы успокоить публику, без промедления громким голосом затянул такую песню:

В боевом строю гусары,
Рентен-тен!
В боевом строю гусары,
Рентен-тен!
В сапоге одна нога, а другая — без;
Где тебя, гусар-бедняк, так мытарил бес? Рентен-тен!

И тут настроения протеста, наметившиеся при первых же словах, вырвались наружу.

— Ах, господин Бастьен, — попросили девушки, держа друг друга за руки, — пожалуйста, какую-нибудь другую, другую!

— Как другую?!

— Да, да, другую, сделайте милость.

— А почему другую? — полюбопытствовал гусар.

— Да потому, что эту мы знаем, — объяснили парни, — ты нам пел ее уже больше десяти раз.

Бастьен, сдвинув брови, повернулся к молодым людям:

— Допустим, я ее пел уже десять раз, а если мне хочется спеть ее и в одиннадцатый?

— Дело твое, Бастьен, но и мы вольны уйти, чтобы ее не слышать.

И два или три парня сделали шаг к двери.

Бернар, похоже, был на стороне протестующих, так как снова поднял морду и стал выть еще дольше и мрачнее, нежели в первый раз.