Консьянс блаженный. Катрин Блюм. Капитан Ришар

— Да, честное слово, я сказал это, поэтому, когда вчера ему не повезло, надо вам признаться, мне это причинило такую боль, что я сказал: "Тысяча чертей! Я дал бы пять сотен франков ради того, чтобы мальчику повезло!"

— Черт! Вы так сильно любите своего внука?

— Я очень его люблю, это так, метр Ниге, — ах, я все же очень его люблю!

— Несмотря на то, что…

Метр Ниге, осознав, что он начал фразу, вероятно, неприятную для папаши Каде, остановился, но старик спокойно закончил фразу, оборванную нотариусом:

— Несмотря на то что он идиот?.. Да, метр Ниге.

— Это очень хорошо с вашей стороны, папаша Каде.

— Не знаю, хорошо ли это, но это так. Тогда вот в чем суть, метр Ниге: порядочный человек держит клятву, даже если он дал ее самому себе. Сегодня я поднялся спозаранку и сказал себе: "Сяду-ка я на Пьерро и поеду к метру Ниге". И вот я здесь!

— И что дальше? — осведомился нотариус, который все больше раздражался, не понимая, чего от него хочет старик.

— Что дальше?.. А вот что, метр Ниге: я сказал, что дал бы пятьсот франков, лишь бы Консьянс не уезжал.

— Хорошо! И что дальше? — с нарастающим нетерпением повторил метр Ниге.

— Ну что ж, — по-прежнему флегматично ответил папаша Каде, — я готов отдать их, вот что.

Метр Ниге начал понимать:

— A-а! Значит, вы хотели бы, чтобы Консьянс не уезжал.

— Я дал бы за это пятьсот франков.

— Ах, черт, я понимаю, бедный мой папаша Каде, но, видите ли, пятисот франков совсем недостаточно.

— Совсем недостаточно? Вы так думаете?

— Конечно.

— Я много думал об этом, — сказал папаша Каде со вздохом, — и пришел к такому решению не сразу. Проклятье! Вы понимаете, метр Ниге, я предпочел бы обойтись пятью сотнями франков, но если это абсолютно необходимо, видите ли…

— И что же? — спросил нотариус, наблюдая разыгравшуюся в сердце старика битву между скупостью и родственным чувством.

— Что ж! Если уж это абсолютно необходимо, — произнес папаша Каде сдавленным голосом, — я дойду до тысячи.

Метр Ниге покачал головой.

Заметив это движение, старик удивленно воскликнул:

— Как?!

— Папаша Каде, — попытался успокоить его нотариус, — не думайте об этом, положитесь на волю Божью; даже люди богаче вас вынуждены были отказаться от такой мысли. Вы сделали все, что должны были сделать, и даже больше того. Ведь, как вы знаете, намерение ценится так же, как поступок. Так что пребывайте в мире с вашей совестью.

— Нуда! — откликнулся старик. — Так вы говорите, что это слишком дорого, не так ли?

— Да.

— Не нужно об этом и думать?

— Не нужно.

Папаша Каде встал.

— Спасибо, господин Ниге, — поблагодарил он. — Видите ли, я пришел к вам словно к исповеднику, но если это слишком дорого для моего тощего кошелька…

— Это слишком дорого, папаша Каде.

— В таком случае не будем больше об этом говорить… Прощайте, господин Ниге!

И папаша Каде медленным шагом, почесывая затылок, дошел до двери, взялся за ручку, а потом вдруг вернулся и спросил:

— Верно, дело дойдет до полуторы тысячи франков, не правда ли, господин Ниге?

Нотариус взял ладонь старика в свои руки:

— Куда больше, дорогой мой папаша Каде!

— Ах, видите ли, дело вот в чем: я отлично знаю, полторы тысячи франков — это сумма, — отозвался старик. — Но в конце концов у нас с Мадлен это один-единственный ребенок, и если бы за полторы тысячи франков я смог выкупить жизнь бедного моего Консьянса и в то же время не дать его матери, несчастной Мадлен, помереть с голоду… Хорошо, я сказал бы так: "Чего вы хотите? Это выброшенные полторы тысячи франков…" Но, в конечном счете, вы прекрасно понимаете, метр Ниге, что ему-то и перейдет земля после моей смерти и что ему придется поработать, чтобы вернуть потерянные полторы тысячи франков. Но если это больше полуторы тысячи франков… Так значит, это составит больше полуторы тысячи, метр Ниге?

— Это будет стоить больше, чем вы сможете выручить за всю вашу землю, бедный мой папаша Каде.

Старик словно остолбенел.

— Как! — воскликнул он. — Это что такое вы мне говорите?! За всю мою землю… за всю мою землю, которую я обрабатываю сам, сам пашу, сам засеваю, удобряю и сам собираю урожай… всей моей земли целиком недостаточно?

— Нет, мой друг. Так что не думайте больше об этом!

— Ах, метр Ниге, значит, придется ему уезжать, бедному Консьянсу?

— Придется уезжать, если воинское присутствие сочтет его пригодным к службе.

— Да, и оно сочтет его пригодным к службе.

— Вероятно, так. Чего вы хотите? Ведь не ум же они ищут в человеке, эти ребята! Им подавай здоровье и силу. Чтобы научиться делать полуобороты направо-налево и заряжать ружье на двенадцать счетов, не нужно быть гениальным, как господин Расин, или умным, как господин Демустье. Так что ждите часа, когда Консьянс уедет, бедный мой папаша Каде!

— Будь оно проклято!'— вырвалось у старика. Глаза его остановились и дыхание замерло. — Придется мне дождаться этого часа, потому что, даже продав всю мою землю, я не смогу избавить его от призыва.

И он стоял в неподвижности, словно готовый вот-вот упасть в обморок.

— Что это с вами, папаша Каде? — встревожился нотариус.