Извинения. Улыбки. «Давайте перенесем». Снова ждать. Снова в полет — и снова долгие часы без сна по дороге в Лондон. А может быть, во Францию. Или в Бразилию.
— Ты шутишь? — спросил Калински Нильсена, который прохаживался по его кабинету.
— Нет, Том, я абсолютно серьезно, — ответил Нильсен. — Я еще толком не искал работу, но чем больше я думаю о предложении Viacom, тем больше смысла я в нем нахожу.
Предложение Viacom на самом деле оказалось тремя разными предложениями: он мог выбирать между постами вице-президента нового медиаподразделения Viacom, вице-президента по маркетингу потребительских товаров
— Тебя здесь недооценили? — спросил Калински. — Это так?
— Меня? Да нисколько. Меня не нужно хлопать по спине всякий раз, когда я придумываю что-нибудь хорошее.
— Тогда скажи, что именно тебя не устраивает.
— Я пытаюсь, Том, — ответил Нильсен, глубоко вздохнув. — Это комбинация разных мелочей, но главное — путешествия.
— Но тебе же нравится путешествовать!.
— Мне тоже так казалось. Но не так же. Никому бы не понравилось так путешествовать.
— Ты прав, — сказал Калински. — Я понимаю, что это плохо сказывается на твоем здоровье».
— Именно! — ответил Нильсен. — Ты же знаешь, я не могу спать в самолетах.
— Да, знаю. Тогда почему бы нам с тобой не пересмотреть твой график и снизить количество перелетов?
— Дело не просто в путешествиях. — Нильсен покачал головой. — Дело в самой работе.
Калински знал, что Нильсен не был в восторге от своей работы, но он не осознавал уровня этой неудовлетворенности.
— А что не так с работой? Что именно тебе в ней не нравится? Что-то определенное, что-то, что можно исправить? Или общее настроение?
Нильсен перестал расхаживать по офису и сел. Это был хороший вопрос, который он себе еще не задавал. Все смешалось до такой степени, что он перестал замечать различия между конкретикой и обобщениями.
— Ну, много раз, — начал Нильсен, напомнив себя самого в лучшие времена, — у меня возникало такое чувство, что я вроде как согласен делать эту работу, а затем происходит вот это…
Он замолчал, так как в этот момент понял, что дело было не в чем-то конкретном или общей атмосфере, — дело было в отсутствии власти и способности что-то менять.
— Я похож на дипломата без страны.
— Что ты имеешь в виду?
— Я возглавляю эту группу и путешествую по миру, но никто, с кем я разговариваю, на самом деле меня не слушает, — сказал Нильсен, осознав, что именно он только что заявил. — Считается, что я являюсь главой глобального маркетинга, но, когда я приезжаю в Sega of Europe, я всего лишь сотрудник SOA, а когда приезжаю в Sega of Japan, я всего лишь сотрудник SOA. А самое ужасное состоит в том, что когда я наконец-то возвращаюсь сюда, то на меня смотрят так, словно я больше не часть SOA».
Калински не знал, что сказать. Это был не первый разговор, в котором затрагивались разочарования Нильсена, но впервые у него возникла мысль, что все обстоит куда хуже, чем жалобы Эла на то, что его биоритмы нарушены. И все-таки, как бы плохо все ни звучало, он знал, что Нильсен никогда не уйдет из Sega. Нильсен и был сама Sega, — куда же он мог уйти из нее? И особенно теперь, когда компания была готова сокрушить Nintendo окончательно.
— Я слышу все, что ты говоришь, но не могу ни с чем согласиться, — сказал Калински. — Это все крайне важные проблемы, и, говоря мне это, ты даешь мне еще более глубокое понимание всего, что ты достиг за прошедший год.
— Чего же я достиг? — спросил Нильсен.
Калински засмеялся, решив, что это шутка. Но оказалось — нет.
— Ох, Эл, не относись к себе так. Sega стоит на краю чего-то масштабного, и ты тот, кто всех нас объединяет.
Нильсен вздохнул:
— Наверное, это в самом деле так, но я не знаю, сколько я еще продержусь.
— Может, возьмешь отпуск?
— Не думаю, — ответил Нильсен, удивив таким ответом и Калински, и себя самого.
— Так что ты скажешь? — спросил Калински.
— Не знаю. Но это, видимо, должно означать, что я еще не ответил Viacom, верно?
— Да, — сказал Калински. — Это означает, что тебе нужно сделать шаг назад и понять, что для тебя важнее. Поэтому, когда ты так сделаешь, почему бы мне не подумать, как ослабить твое бремя?
— Хорошо, — сказал Нильсен, вставая. — Спасибо, что выслушал.
— Всегда пожалуйста, Эл.
Нильсен направился к двери, но прежде чем уйти, обернулся и задал еще один вопрос:
— Я только что осознал, что за всеми этими разговорами обо мне я совсем забыл спросить: как твои дела?
— Обо мне не беспокойся, — посоветовал Калински. — Все становится лучше и лучше.