Конспект

Ах, вот что за Новиков! У Мукомолова друг — Витя Новиков. Я его никогда не видел, мог о нем и ничего не слышать.

— Не знаю такого.

— Ну как же! Посидите спокойно — непременно вспомните.

— Нет, не знаю, — повторил я, когда меня снова о нем спросили.

— Мукомолова знаете?

— Учусь вместе с ним.

— Ну теперь-то вспомните Новикова? Помолчал, делая вид, что стараюсь вспомнить.

— Нет, не припомню.

— Как же так? Вы с Мукомоловым друзья?

— Да, дружны.

— А Мукомолов с Новиковым дружен. Как же вы могли о нем ничего не слышать? Можно подумать, что Мукомолов так ни разу о нем не упомянул. Что-то не верится.

— И у меня много друзей, и у Мукомолова, наверное, не меньше. Разве обо всех друзьях обязательно рассказывают? Ну, может быть Мукомолов по какому-нибудь случаю и упомянул Новикова — разве можно запомнить такие мелочи? О существовании этого Новикова я только сейчас от вас узнал.

Ну, хорошо. Знаете вы Новикова или нет — не в этом дело. Есть основания считать, что он — затаившийся враг. Как все такие, он, конечно, клевещет на наш строй и оскорбляет товарища Сталина. Его нужно разоблачить. А о вас мы знаем, что вы человек сообразительный, находчивый, за словом в карман не лезете и с вами охотно дружат. Ваше задание: постарайтесь с Новиковым сблизиться, подыграете его взглядам, — вы это сможете, — и дайте нам факты, его разоблачающие.

— Как же я с ним сближусь, если мы незнакомы?

— Так познакомьтесь.

— А как?

— Ну, вы меня удивляете! Вы оба — студенты, у вас — общие интересы и общий друг, и вы еще меня спрашиваете как с ним познакомиться. — Он фыркнул. — Черного, белого не покупать... Любите вы, я вижу, валять дурака. У нас это не принято, так что не советую. И не тяните с выполнением задания. Сами понимаете — чем раньше обезвредить врага, тем лучше. Через несколько дней мы вам позвоним, договоримся о встрече, и вы доложите как выполняете задание. Все понятно?

Гипроград — в Госпроме. Стою у входа, смотрю на площадь Дзержинского. Она огромна, пустынна и тонет во мгле: светятся лишь прожекторы на Госпроме, фонари на тротуарах и окна в гостинице «Интернационал». Вдруг осознаю: вижу в последним раз. Боль в груди и больно дышать, но надо уходить: сейчас выйдут эти... эти мерзавцы. Вот бы подстеречь их и размозжить им головы. Умирать — так с музыкой! Осматриваюсь и вижу недалеко на снегу темнеет что-то длинное. Подбегаю, — терять времени нельзя, — наклоняюсь, хватаю: в руке — узкая полоса картона. Снова смотрю кругом, ничего подходящего не вижу и быстро ухожу, не глядя куда. Оказывается, вышел к трамваю. Ой нет: в трамваях светло и люди. По Сумской? Там тоже светло и люди. На Клочковскую — вот куда! Она полутемная и в это время почти безлюдна.

11.

Быстро вниз по Клочковскому спуску... А потом — куда? Клочковская длинная — успею решить... Увидел себя на веранде. Папа спит. Приглушенный шум города и сквозь него — паровозные гудки, зовущие в поездку. Ну, вот и все — на Основу! Там длинный-длинный переходный мостик, под ним много путей в разных уровнях и все время идут поезда... Написать записку? Если правду, записка попадет к этим... Зайти на почту — написать письмо? Марийке, папе, на Сирохинскую? Второй самоубийца в семье... Не надо им лишней боли! Пусть будет несчастный нелепый случай — так лучше. Опять задыхаюсь и опять какая-то дурацкая боль в груди, сердце, что ли? Нет, боль справа. А чего я мчусь? Никто за мной не гонится, и время еще есть. Ни завтра, ни послезавтра эти еще не позвонят. Ну и что? Это ничего не меняет — от них уже никуда не денешься. Тянуть бессмысленно. Не горячись, не горячись! Еще есть время хорошо подумать. Глупости! Никакого выхода нет... Да не схожу ли я с ума? Спорю сам с собой, как два человека, только не знаю — мысленно или вслух. Держи себя в руках!

— А если забрать все документы и уехать? В Макеевку, на Урал, к черту на кулички...

— Без прописки нигде не примут на работу. Пропишешься — найдут.

— А будут ли тебя искать?

— Найти просто: везде — НКВД.

— А если в какую-нибудь экспедицию? Там не прописывают.

— Список участников с их анкетными данными где-то остается.

Возвращаться придется. Только оттяжка. Да стоит ли эта жизнь того, чтобы за нее цепляться?!

— Да чего ради они тебя будут искать? Кому ты нужен? Ты что, для них незаменим?

— От сотрудничества с ними я сбежал. Значит — враг Советской власти. Ну, так мы его за передачу секретной съемки Крюкова иностранной разведке, — он у нас в чем угодно признается, — расстреляем или упрячем в лагеря. Лучше самому, без мучений. Жить сможешь только доносчиком и провокатором. Как ты не понимаешь?

Я раздвоился: какое-то второе я идет сзади вплотную со своими «А если...» и даже хватает за плечо. Говорят, перед самоубийством сходят с ума. Лишь бы не настолько, чтобы наделать глупостей. А почему боль переместилась в плечо?

— А если имитировать самоубийство?

— Как в «Что делать?» Какой же ты дурак! Там было все приготовлено: и документы, и возможность уехать за границу. А у меня что?