Конспект

— Слушай, а ведь кто-то же дал им твою характеристику.

— Может быть и рекомендовал. Иначе как бы они узнали о моем существовании.

— У кого-то узнали, что Вита дружен со мной, у кого-то узнали, что я дружен с тобой... А отзыв о тебе дал кто-то, кто тебя хорошо знает, по всему соученик. И не каждый сумеет так сформулировать. Тут и недолго догадаться. Кого-нибудь подозреваешь?

— Я об этом не думал, да и думай — не думай, все равно — ни доказательств, ни уверенности. Только подозрения.

— Гуглий?

— Возможно.

— Логично. Таких, наверное, и вербуют. Ну, спасибо, что предупредил. А о съемке, значит, ни полслова?

Я колебался: сказать — не сказать?

— Знаешь, Петя, мы сейчас с тобой в таком положении, что лучше знать все подробности. Мало ли что. Если есть что сказать — не скрывай.

— Ты прав. Сейчас услышишь, на что они способны. Один из них сказал, при этом нагло ухмыляясь, что еще неизвестно — отдал ли я съемку в архив или кому-нибудь другому.

— Какие сволочи!.. Это же откровенный шантаж... Ай-ай-ай!.. И что же? Принуждали к сотрудничеству?

Сказать правду я побоялся: а вдруг Толя перестанет мне доверять да еще предупредит наших друзей. Меня охватил ужас.

— Пока нет: я же не знаком с Новиковым, — сказал я, — но я боюсь их.

— Кошмар! Какой кошмар!

Скорей бы уж в Крюков! Пора кончать с этим кошмаром. Я сказал Толе, что хочу хорошо опоздать и прийти, когда все будут в сборе, чтобы избежать повторения вопросов. Толя ушел, а я впал в какое-то странное оцепенение, в котором не чувствовал ничего, кроме тупой боли, сквозь которую росло желание... Нет, даже не желание, а устремление к исполнению задуманного, даже нетерпение. Чтобы только поскорей и чтобы ничего не помешало. Громкие голоса вывели меня из этого состояния, и я, раздевшись в гардеробе, быстро пошел в аудиторию, ставшую нашей мастерской.

Когда вошел и громко поздоровался, все замолчали и повернулись ко мне. Марийка была здесь, и вопросы, конечно, уже достались ей. Я был как в тумане и видел как в тумане, но пока шел к своему месту заметил сквозь этот несуществующий туман обращенные ко мне сочувствующие глаза и дружеские улыбки. Марийка села рядом, пристально взглянула, сказала, что я плохо выгляжу, и спросила как себя чувствую. Ответить я не успел.

— А ты, когда отнес съемку, расписку взял? — как всегда громогласно спросил Бугровский.

— Я получил ее без расписки и отдал без расписки.

— А если бы съемка не нашлась, кто бы отвечал? Ты! Ты — последний, у кого она была. И ты понес ее в Гипроград, а там скажут, что ты ее не приносил.

На Бугровского напустились:

— Глеб, перестань! Петро и так пережил, а тут еще ты.

— Съемка нашлась и нечего приставать.

— А ты вчера взял расписку?

— Зачем? Ведь съемка нашлась.

— А если еще пропадет? Курченко вскочил и направился к Бугровскому.

— Заткнись зануда! А то будешь иметь дело со мной.

— Правильно, Женя, правильно, — сказал Эрик Чхеидзе, вставая. — Я тебе помогу бить Бугровского.

— А ну, все по местам! — скомандовал Турусов. — И давайте работать. Без глупостей!

— А вы, Бугровский, считаете, — спросил Чепуренко, — что читать мораль входит в обязанности старосты?

— А я не как староста, я по-дружески.

Раздался общий смех.

— У меня нормальная температура и ничего не болит, — сказал я Марийке и не заметил, что за соседний стол сел Чепуренко. — Освобождения не получишь, а работать все равно не смогу.

— Ты очень плохо выглядишь, — сказала Марийка.

— На всех зверей похож, как говорит твоя тетушка, — отозвался Курченко.

— А как у вас с проектами? — спросил Чепуренко.

— У Горелова с проектами дело идет хорошо, — за меня ответил Солодкий. — Кинотеатр, можно считать, вычерчен, а по Крюкову все уже решено и проработано — можно гнать начисто.

— Можно и не гнать, а работать спокойно — время еще есть, — ответил Чепуренко. — Я бы отпустил его на несколько дней — пусть как следует отдохнет после пережитого. Потом успеет наверстать. Как вы, Семен Федорович, на это смотрите?

— Положительно. Езжайте, Горелов, домой и спокойно отдыхайте.

— Спасибо. Немножко посижу и поеду.

— Горелов! С деканом сам будешь объясняться, когда вернешься, — сказал Бугровский.

— Не беспокойтесь, Бугровский, — ответил Солодкий, — декану я сам объясню, если понадобится.