— Откуда я знаю? — Я пожал плечами, но подумал: а нет ли связи между его выступлением и тем, что он не прочел рецензию? Бережет честь мундира? Ну, тогда рецензия должна затеряться.
— Сейчас идешь? — спросил Толя. — Мы тебя проводим до трамвая.
— Надо подождать результата. Интересно все-таки: защитил я диплом или нет?
— Да ты что! — почти закричал Женя. — Не может быть, чтобы не защитил. Это он так.
— У нас все может быть, — ответил ему Толя. — Не будь наивным.
В это время подошла дама из канцелярии, посмотрела на мою стриженую голову и протянула мне какую-то бумагу. Оказалось — это справка о том, когда я поступил в институт и что 24 июня 1941 года я защитил дипломный проект и мне присвоено звание архитектора. Подлежит обмену на диплом. Директор института Урюпин. Печать.
— Урюпин же не директор, — сказал я.
— А ты не знал? — спросил Толя.
— Как всегда, — добавил Женя.
И моего сына вчера призвали, — сказала дама. Мне хотелось сказать ей что-нибудь в утешение и поблагодарить за доброжелательное ко мне отношение, но у нее задрожали губы, она резко повернулась и быстро ушла.
— Эта война как страшный ураган после страшной духоты, — говорит Толя по дороге к трамваю. — Натворит он бед.
— Может быть после него хоть дышать будет легче, — говорю я.
— А многие ли будут дышать? — спрашивает Женя.
— Ладно, не будем каркать, — говорит Толя. Когда подходил мой трамвай, Толя сказал:
— В шесть часов вечера после войны.
— А где? — спросил я.
— Давай возле Григория Ивановича, — сказал Женя.
Договорились, — ответил я. Мы друг друга похлопали, и я уехал. Мой призывной пункт на Основе. Очень широкая улица с базаром посередине, по одну ее сторону за кирпичными домиками — сельские хаты, вековые деревья, бывшая земская больница, где я лежал со скарлатиной, и кладбище, на котором лежат мои дедушка и бабушка. По другую сторону от железнодорожных путей среди одиноких уцелевших сосен когда-то росшего здесь бора — кирпичные домики горожан. Призывной пункт — на этой широкой улице возле базара, в одноэтажном доме казенного характера. Наверное, в нем когда-то была волостная управа и здесь же собирали новобранцев. Очень много людей, больше — группами и парами. Ходят, стоят, сидят, лежат. Пьют, едят, поют, играют на гармошках. Смеются и плачут. На крыльце военный, держа список, выкрикивает фамилии и люди выстраиваются в ряд. С трудом протолпился к входу и протянул стоящему в дверях военному с красной повязкой на рукаве военный билет, раскрытый на мобилизационном листке.
— Нестроевой, необученный? Таких сейчас не берем. Понадобишься — получишь повестку.
Я так настроился на армию, что растерялся и, отойдя от двери, стоял в раздумьях. Что же теперь делать? Мои товарищи пойдут на фронт, а я? Ну и что, что я нестроевой? Все равно — военнообязанный, значит — нужен. Сережа был совсем непригодным для военной службы, а добился, чтобы его взяли в действующую армию. Я снова протолпился к стоящему в дверях военному и спросил: Где записывают добровольцев? Он ответил, что добровольцами занимается райком комсомола, и дал адрес.
В трамвае, — ехать всего три остановки, — вдруг всплыло из каких-то моих недр затаенное опасение: я не гарантирован от того, что энкаведешники однажды не вызовут меня и не станут снова требовать сотрудничества с ними. А уйду на фронт — как в воду канул. И лучше погибнуть на войне, чем из-за них или от них.
В большой комнате несколько столов и шкафов, но просторно. Всего два человека, высокие, лет больше тридцати, один — кудрявый брюнет с синевой на подбородке, — он со мной и разговаривал, — другого не запомнил.
— А почему в армию не взяли?
— Только что на призывном пункте сказали, что нестроевых сейчас не берут.
— Мы набираем добровольцев для десанта в тыл. Пойдешь?
— В тыл, так в тыл. На своей земле, среди своих людей.
— А свои тоже разные бывают.
— Постой! — вмешался другой. — Нестроевой? По какой причине?
— Врожденный порок сердца.
— Что ж ты ему предлагаешь тыл? Он там только обузой будет. Да его и на медкомиссии забракуют.
— Да-а... Это верно. Значит, парень, не пойдешь.
— Ну, хорошо. В десант не пойду. Но я же — военнообязанный, значит для чего-нибудь подойду. Почему же я не могу пойти добровольцем?
— Тебе же сказали — мы набираем добровольцев в тыл. Придет время — призовут.
— Ну, наберете добровольцев в тыл. А потом? Не может быть, чтобы в армию не брали добровольцев, быть такого не может!
Они переглянулись и улыбнулись.
— Ладно. Будем тебя иметь в виду и при первой возможности возьмем. Садись за этот стол и заполняй анкету.
Он стоял сзади меня, держась за спинку стула, и я услышал: Дальше можешь не писать. Таких не берем. Я обернулся.
— Как! Вообще в армию не берете? В ответ – молчание.
— Не доверяете?
— Ты же не маленький — должен понимать, что это от нас не зависит.
ЧАСТЬ VI.
1.
Бываю в институте — тянет к товарищам. За мои дипломные проекты поставили тройку. Ну и пусть: это не имеет значения! В дипломе оценки не указываются и к диплому не прилагаются.