Конспект

Бывает, что во сне я громко смеюсь — на Сирохинской об этом знают давно. Марийка говорит, что смех во сне производит странное и неприятное впечатление. Однажды в Нальчике, когда я хохотал, она стала меня будить, а утром сказала, что я ответил: «Не мешай — мне смешной сон снится». Я рассказал сон и, наверное, поэтому его запомнил: в Харькове Марийка и я спрятались от холодного осеннего дождя под аркой Дворца труда, прибежала мокрая собачонка, встряхнулась и сказала: «Ну и погодка!» В Харькове... В Нальчике... Наши войска оставили и Нальчик — немцы добрались до главного Кавказского хребта... Аржанкова могли призвать в армию. Алексену восемнадцатый год — его могут отправить в Германию. Мама с Алексенкой останутся сами. Больше всех жалко Алексенку. Спустился занавес и над этим городком — Бог знает, что там делается. Где Федя? Смог ли уехать? А если нет? Он же из выкрестов, а у мамы длинный язык, и она давно могла об этом разболтать. Представил, как немцы ведут татов. Вижу старух, несущих корзинки со своим жалким товаром, вижу рыжеватого, веснушчатого пожилого, он остановился и что-то беззвучно говорит, но я по движению губ понимаю: «Прости и помоги, прости и помоги». Немцы бьют его прикладами. Марийка меня будит: «Ты кричал. Перевернись на другой бок».

Мы редко ездим в Челябинск: всего два выходных в месяц, и то если в один из них не устроят воскресник — с нами не церемонились. Витковские приезжали к нам еще реже, за все время раза два-три. С Людмилой Игнатьевной Марийка переписывалась. Людмила Игнатьевна, как и в Харькове, преподавала в школе, а как она устраивалась с ребенком, я не помню. Однажды из Рубцовска пришло необычное письмо: наш адрес написан почерком не Людмилы Игнатьевны, а другим, мучительно знакомым, и указан другой обратный адрес, а в конце его: Ф.А. Майоров. Господи, да это же Федя! Он успел бежать из Нальчика, повторил наш путь через Махачкалу и Астрахань, из Астрахани ехал по железной дороге на открытой платформе. Некоторые его спутники ехали в Рубцовск, говорили, что там много харьковчан, Феде было все равно куда ехать — так он оказался в Рубцовске. Работает юрисконсультом в жилищно-коммунальном отделе тракторного завода. Виделся с Людмилой Игнатьевной — у нее будто бы все благополучно, если только может быть благополучно у нас в такое время. У Феди резко ухудшилось состояние здоровья: замучила одышка, подскакивает давление, появилась сердечная аритмия. Интересуется нашей жизнью и просит писать — по эту сторону у него — только мы.

18.

У Красной армии фронтов много, но говорят по радио и пишут в газетах изо дня в день больше всего о боях в Сталинграде. Если верить нашим сообщениям, бои за Сталинград — в центре внимания всего мира. Хочу понять, почему именно Сталинградская битва затмила все другие сражения мировой войны, происходящие в это же время. Я — дилетант и передаю всего лишь тогдашние мысли и чувства. Первая мысль: больше всего о Сталинграде потому, что город носит имя Сталина? Фу, какая чепуха! Если это и имеет хоть какое-нибудь значение, то только для его самолюбия. Значит, дело в стратегическом значении города? А в чем оно? Чем Сталинград важнее других волжских городов? А ты, — говорю себе, представь, в каком положении мы окажемся, если немцам удастся овладеть тем, что осталось от Сталинграда и закрепиться на Волге. Картина получается гнетущая.

Северный Кавказ уже оккупирован и закупорен немецкими войсками. Нефтяные промыслы Грозного и Майкопа или обороняют отступающие в горы войска — отступать больше некуда, — или ими разрушены, или у немцев. Немецкие войска, конечно, рвутся в Закавказье, а значит — и в Баку, к нашим самым главным нефтяным промыслам. Связь с Кавказом — всего лишь по Волге и Каспийскому морю, но это сейчас. А если Сталинград падет? Тогда связь только через Среднюю Азию, и отрезанная на Кавказе армия обречена. Лучше не думать.

Но это не все. Турция — в дружеских объятиях гитлеровской Германии и во враждебных отношениях со сталинским Советским Союзом, единственная союзница Германии, не участвующая в войне: в Иране не только советские, но и войска наших союзников, и боязнь второго фронта, — фронта против наших союзников, — удерживает Турцию от выступления против нас — так я думаю. Падет Сталинград, и Турция на Кавказе серьезного фронта не встретит.

Но и это не все. Япония давно увязла в Китае, а с прошлого года в Юго-восточной Азии, в Тихом и Индийском океанах ввязалась в войну против Америки и Британской империи. Казалось бы, ей не до нас, но Япония — главный союзник Германии, и нет гарантии, что она при удобном случае не нападет на Советский Союз. Падение Сталинграда — чем не удобный случай?

Теперь понятно, почему такое внимание боям в Сталинграде: именно там и именно сейчас решается наша судьба и не только наша, но и многих европейских государств.