– Лучше-то, лучше. Да ведь смотрите, что получится. Если и удастся сразу строить капитальные дома, то строить их все равно придется где-то здесь. Как только мосты восстановят, строительство бараков мы сразу прекратим. А если там будут строить капитальные дома, попробуй потом запретить строительство. Это же район наиболее близкий к заводам. К нему будут подведены дороги, инженерные сети, ничего не выйдет. Вырастет в степи еще один поселок, вроде Шестого, и будет продолжать расти. А города не будет. Убедил?
– Убедили. Да и я тоже так думаю. Мы обсуждали, как развивать город, если перенесут заводы, и пришли к такому выводу: надо застраивать Вознесенку.
– Совершенно верно. Следующий вопрос, – сказал Беловол, – что делать с территорией разрушенных заводов. – Он посмотрел на часы. – Ладно, другим разом, и так засиделись. Это не так срочно.
Я попросил у Беловола разрешения оставить у него до завтра схему генплана и карту.
– Вот кстати! А я как раз хотел просить вас оставить генплан. Я его плохо знаю, больше понаслышке. А вы еще не задержитесь? Посмотрим вместе?
Он сразу понял основную идею генерального плана и его недостаток, подмеченный Сабуровым. Задавал вопросы, но не на все из них я мог ответить, так как, кроме схемы, никаких других материалов генплана не было. От Беловола я узнал, что перспективная численность населения была определена порядка полумиллиона.
Сабуров попросил, чтобы я продолжал работать по Запорожью, а сам занялся областью. Чем именно он занимался – не помню. Как-то он говорил о том, что надо бы съездить и в другие города.
– Торопиться незачем, – сказал Муленко. – Они уцелели, там ничего не строится, и нет ничего интересного. Разве что в Орехове – там все кварталы не прямоугольные, а с косыми углами.
– Как ничего интересного? Вот я видел из поезда замок Попова.
– А, это в Васильевке.
– А когда проезжал через Ногайск, видел в пригороде старинную церковь.
– Это в Обиточном.
Ездил ли Сабуров по области – не помню. Не помню, и чем сам занимался. А ведь бывал в исполкоме на совещаниях и заседаниях, не раз о чем-то докладывал. Председателем исполкома был старик Астахов, спокойный и какой-то вялый. Может быть, от старости? Однажды, когда он вел совещание, вбежал секретарь исполкома, молодой парень Науменко, и закричал:
– Чепе! Чепе! В городе появился сап!
Или сибирская язва, или еще какая-то подобная болезнь – я уже не помню. Астахов спокойно сказал:
– По тебе видно. Зайдешь после совещания.
Все это происходило на фоне томительного ожидания вестей из Киева. За это время я вычертил по памяти копию схематического плана, оставшегося у Головко.
Спросил у Перглера – знал ли он, что заводы построены на левом берегу по указанию Сталина.
– Сталина? Когда-то слышал, что они построены там не то по военно-стратегическим, не то по экономическим соображениям. Но что по указанию самого Сталина – слышу впервые. Впрочем, если подумать, – так оно и должно было быть.
– Какого же волка вы имели в виду?
– Какого волка?
Напомнил о прошлом разговоре.
– А! Так таких волков сколько угодно. А если было указание Сталина, то любой из них сожрет вас с костями.
Вопросов Антон Иосифович по деликатности не задавал. Не задавал вопросов и больше не заговаривал на эту тему и Муленко, хотя не мог не знать, чем мы занимаемся, и мы, видя его осторожность, избегали говорить при нем об этом.
Первым секретарем Обкома был Матюшин. Однажды днем к нам зашел юноша.
– Здравствуйте. Я – сын Матюшина.
– Здравствуйте. Я – сын Сабурова.
– Какого Сабурова?
– Старого Сабурова.
Из этого эпизода не помню больше ничего.
Вернулся местный музыкально-драматический театр им. Щорса, давал спектакли в летнем театре. Репертуар – украинская классика. Эти пьесы я видел подростком, и теперь впечатление от них было куда слабее: и возраст другой, и артисты не те. Сабурову спектакли очень нравились, и он готов был смотреть их по несколько раз.
– Знаете, что меня трогает? Нежное обращение друг к другу: моя кохана, моє серденько…
– А нет трудностей в понимании языка?
– Никаких. Я люблю Шевченко и чтобы читать его в подлиннике выучил украинский алфавит. Прочел весь «Кобзарь», еще читал Котляревского, Лесю Украинку, Ивана Франка, Коцюбинского. Чудесная у него вещь «Тени забытых предков».
Иногда бродили по городу, и Сабуров все посматривал на сожженные одноэтажные домики.
– Купить бы такой домик и восстановить.
– А в многоэтажном доме, в отдельной благоустроенной квартире вы не хотели бы жить?
– Нет. После всех передряг хочется тишины и покоя. Посадил бы садик, устроил бы цветник. И дочке лучше было бы, чем на каком-нибудь этаже.
Нравился ему сожженный домик из силикатного кирпича на улице с трамвайными рельсами. Домик стоял в низинке – верховья маленькой балки, с отступкой от улицы. Возле домика росли большие деревья.
– Трамвай будет шуметь.
– Это ничего.
– Так ведь квартал предназначен под снос.
– Когда это еще произойдет! А как, по-вашему, будет вестись застройка и реконструкция города?
– Начнут, конечно, с восстановления Соцгорода, потом будут застраивать Вознесенку…