Конспект

Сабуров сказал Головко, что скоро должна приехать моя жена, что он будет приглашать знакомых архитекторов из Баку и не сделал этого до сих пор потому, что мы закрутились в работе. Рассказал мне – кого он собирается пригласить на первый случай: своего приятеля Мельникова – руководить мастерской, очень толкового инженера Кривобокова, хорошо поднаторевшего в вопросах архитектуры – начальником инспекции архитектурно-строительного контроля, с женой – архитектором Никитиной, и еще архитектора Евстафьева.

– Если они приедут, то с нами и вашей женой будет уже семеро. Для начала неплохо.

Затем Сабуров сообщил, что Головко интересовался, как мы устроились с жильем и помещением для отдела, насчет помещения обещал позвонить в облисполком или попросить, чтобы позвонили из совета Министров.

– Он сказал: для пущей верности.

Головко стал собираться в Совет Министров, кого-то вызвал, поручил обеспечить Сабурова местом в доме приезжих и талонами на питание, спросил – на сколько дней. Сабуров попросил на два дня.

– Не удержался от соблазна побродить по Киеву. Заодно написал письма Мельникову, Кривобокову и Евстафьеву. Знаете, в киевском почтамте иногда уже бывают конверты. Мне повезло – выпросил три штуки, больше двух в одни руки не дают. Вот. Я отчитался. А у вас есть новости?

Я с подробностями рассказал о неожиданном разговоре с Беловолом.

– Беловол знал, что я поехал в Киев?

– Да, я ему сказал.

– А по какому вопросу?

Я рассказал, как увильнул от ответа на этот вопрос. Сабуров хохотал, как Беловол, но вывод сделал другой:

– А вы находчивый!

Обсудили – стоит ли рассказывать Беловолу о позиции Головко. Решили – стоит.

Мы лежали на песчаном берегу в тени одинокого дерева. Днепр широк, величав и пустынен. Вверх по течению он виден далеко, до четкого силуэта обрушившегося моста, закрывшего поворот от плотины. Пустынен и почти безлюден берег, на котором мы лежали: широкая полоса песка с выходами маленьких скал на склоне Вознесенки. Пустынна и зеленеющая Хортица с обрывистыми берегами.

– Таким почему-то представляю Нил, – сказал Сабуров. – Не современный, а древний.

– Похожая панорама: открытые пространства, такие же пустынные, песок и могучая река. Только без верблюдов и крокодилов. Григорий Георгиевич, а вы обратили внимание в Соцгороде на два больших одинаковых дома друг против друга? Они на проспекте Ленина, не доходя до плотины.

– А ведь верно. Впечатление от них созвучно настроению, которое создают эти пространства. Автор хорошо прочувствовал особенность… Хотел сказать – города. Города еще нет… Особенность местности, на которой создается город.

– В генеральном плане эта особенность учтена, и ее надо обязательно сохранить.

– Харькова я не знаю, – вдруг сказал Сабуров, – дальше вокзала не был. Но мне очень нравится привокзальная площадь – она замкнута. В замкнутом пространстве чувствуешь себя спокойно и уютно. Открытое пространство возбуждает.

– Неужели вы хотели бы центральную площадь решить замкнутой? Без косого бульвара к Днепру?

– Ну, зачем такие крайности! Я хочу сказать, что генеральный план города построен только на раскрытии пространств, в нем нет уютных уголков с пространствами замкнутыми. Это его недостаток. Хорошо, что генеральный план будут корректировать.

– Будут ли?

– Будут. Головко обещал поручить Гипрограду новую схему генплана, независимо от того, как решится вопрос с заводами.

– По вашей просьбе?

– По моей.

Я согласился с Сабуровым, что, наряду с открытыми, должны быть и замкнутые пространства.

– Чтобы население могло испытывать и возбуждение, и успокоение. Мы посмеялись. Сабуров сказал: – Популярное изложение воздействия архитектуры. Если бы наш разговор кто-нибудь услышал, наверное, подумал бы, что мы ненормальные. Смех смехом, а ведь придется наши идеи объяснять людям, не знакомым вот с такими особенностями.

– Ну, хороший проект не требует словесных объяснений.

– Если он умело подан.

На другой день Сабуров побывал в областной санитарной инспекции, а после работы, созвонившись, – у Беловола.

Прошло сорок лет с хорошим гаком, как говорят на Украине, но я еще помню, не все, конечно, но многое из того, что относилось к нашей попытке поднять вопрос о переносе разрушенных заводов. Поэтому и пишу так подробно, пока не забылось. Документы об этом, наверное, не сохранились, да и вряд ли они были. Об остальной нашей работе и о жизни в то время в памяти осталось очень мало.

Звонил Беловол и попросил, чтобы кто-либо из нас пришел к нему после работы с каким-нибудь планом города.

– Надо кое-что обсудить по интересующему нас с вами вопросу.

Та схема, которую я изготовил, осталась у Головко. Взял схему генплана и карту области.

– Григорий Георгиевич мне рассказал о разговоре с начальником вашего управления, – сказал Беловол и продолжил, усмехаясь: – А вы не такой уж наивный, как я думал. Вы – хитрый.

– Георгий Никитич, вы любите сразу давать характеристики новым для вас людям.