Конспект

— Трудно будет тебе поступить в ХЭТИ, — сказал Федя. — Сейчас это самый модный институт, прут туда со страшной силой. — Он вынул записную книжку и прочел, сколько туда уже подано заявлений и какой будет набор. — А детей служащих ты сам понимаешь, сколько принимают.

— Откуда у тебя эти сведения? — спросил Сережа.

— Это у меня сведения, — сказала Нина. — Галя, ты помнишь Белецкую?

— Которая с тобой в Коммерческом училась? Помню.

— Она сейчас работает в канцелярии ХЭТИ.

— Ну, вот, — сказала Лиза. — Будешь все лето готовиться к экзаменам и не попадешь. А тебе отдохнуть надо как следует.

— А в техникуме учиться не хочется? — спросил папа.

— Не хочется.

— А почему?

— Специальность не привлекает.

— Вот те на! — воскликнул папа. — А в институт по той же специальности думаешь поступать!

— Да ничего я еще не решил!

— А кем ты хочешь быть? — спросила Клава. — Решил?

— А я и сам еще не знаю.

— Иди-ка ты, дружок, в художественный институт, — сказала Галя. — Ты же хорошо рисуешь.

— Ну, художник — это не профессия! — сказал я с таким апломбом, что все захохотали.

— Как не профессия! — воскликнул Сережа. — Еще какая хорошая профессия! Тут дело в другом. Можно быть рядовым инженером, рядовым юристом, но рядовым художником быть не стоит — будешь писать лозунги и плакаты. Только имея незаурядный талант, стоит быть профессиональным художником.

— В наше время, Галя, лучше не работать в области искусства, даже имея талант, — сказал папа. — Неизбежны сделки с совестью. Пропадет или талант, или жизнь, или то и другое. Давно известная истина.

— А чи не пiшов би ти вчитися на архiтектора? — спросила бабуся.

Высокое искусство градостроения процветало в античном мире и при абсолютных монархиях. В буржуазном обществе с неограниченной свободой предпринимательства, в том числе и в области строительства, — строю что хочу и как хочу, — градостроение зачахло и, кажется, даже не изучалось и не преподавалось. Города застраивались хаотично, и Харьков хороший тому пример. Архитекторы проектировали отдельные здания, в лучшем случае — их комплексы. Мое давнее увлечение макетами городов, которые я уже давно стеснялся строить, и воображаемыми архитектурными пейзажами, которые я изредка продолжал рисовать, ни у меня, ни у моих близких никак не связывались с профессией архитектора, и я ответил бабусе:

— Та нi, щось не хочеться.

Никто бабусю не поддержал.

Хрисанф высказал такую мысль: если я не определился с выбором специальности — незачем поступать в институт. Окончить техникум и ошибиться — беда небольшая, можно пойти в вуз по другой специальности. Окончить же институт и ошибиться — испортить себе жизнь.

— Хрисанф, конечно, прав, — сказал папа. — Но у нас еще есть время.

— Ты, Петя, не спеши. Через некоторое время я сказал папе:

— Наверное, пойду работать.

— Кем? Монтером?

Монтером. Хм… Во-первых, это — физическая работа, а у тебя здоровье подорвано, нужно сначала окрепнуть. А во-вторых, тебе же не нравится эта специальность, а знаешь, как это тяжело изо дня в день тянуть лямку — заниматься работой, которую не любишь?

У Горика такой проблемы не было. Он еще учился в школе, но уже давно облюбовал свою будущую профессию — он хотел быть врачом.

У Юли Куреневской родилась дочь, ее назвали Любовью в память о ее бабушке.

1 сентября 30-го года я пошел на занятия в техникум.

1983 год, март-июнь.

ЧАСТЬ II.

1.

Над зданием бывшей профшколы за лето успели надстроить этаж, на нем — унылая четырехскатная крыша, и прости-прощай наш клуб! В аудитории знакомые лица, только нет нескольких человек из болота и Тани Баштак — они приняты в ХЭТИ, а другие мои друзья — кто, как и я, раздумал туда поступать, кто не прошел по конкурсу.

Преподаватели новые. Чувствуется — специалисты знающие, но хорошо читают лекции не все, некоторые монотонно бубнят. Общеобразовательные предметы — политэкономия и вопросы ленинизма по книге Сталина. Пожилой преподаватель политэкономии Стеценко лекции читает хорошо, но уж очень громко, очевидно — привычка старого педагога.

Нет нашего Василия Лавровича. Совсем не помню заведующего профшколой, а в техникуме — заведующего учебной частью, как будто их и вовсе не было, а вот директор техникума запомнился хорошо. В черной косоворотке, подпоясанной шнуром с кистями, и в сапогах. Выступает на всех собраниях и, вообще, — любитель поговорить, но говорит не очень грамотно: «Что вы хочете?», «Ложить»... Когда разглагольствует не в официальной обстановке, его любимая поза: сапог — на стуле или его перекладине, локоть — на колене, подбородок — на ладони, и голова при разговоре мелко подпрыгивает. И еще у него привычка время от времени передергивать губами.

— Как это у него получается? — спрашивает Пекса. — Вот так? — Пекса медленно перекатывает губы из стороны в сторону.