Конспекты на дорогах к пьедесталу

В это время Михайлов и студент, помогавший судить, подняли планку на высоту метр шестьдесят. При личных рекордах за метр семьдесят подобная высота должна была казаться высотницам плёвой. Но, учитывая качества сектора для прыжков – резины не было и здесь, – а также стресс, обе заметно посерьёзнели. Николина заново промеряла стопами разбег на дуге, впритык приставляя пятки к носкам. Ей никак не удавалось приспособиться к битуму. Даже отечественная резина, которую считали твёрдой, казалась в сравнении с ним ватой. Прыжковая шиповка на правой, толчковой ноге – фирменная, дорогая, с короткими гвоздями на пятке – скользила по покрытию, тогда как беговая на левой маховой по-прежнему вязла. Добавив еще один шаг, Лена сделала прикидку: пробежала по разбегу и оттолкнулась, чтобы определить дистанцию до планки. Попинко показал ей место предполагаемого отталкивания. Помочь сверить разбег в секторах являлось святым. Убедившись, что всё сходится как нужно, Николина пошла к лавочке с вещами, чтобы взять мелок и нарисовать новую отметку начала разбега. Кашина, наблюдавшая за действиями соперницы, наступила на меловую палочку именно в тот момент, когда Лена нагнулась за нею.

– Ой, извини, не заметила, – недобрая улыбка промелькнула на лице Иры.

– Во гадина! – Цыганок вскочила с травы. Так как правила соревнований запрещали появление на секторе посторонних, она закричала издалека: – Ты шо делаешь?

– Я не заметила этот мел, – обернулась Кашина на оклик. – И вообще: не надо разбрасывать свои вещи где попало. Здесь сектор, а не квартира в Химках, – улыбка, опять с издёвкой, вернулась на лицо московской гордячки. Мотнув косой, она пошла на исходную позицию. Лена хмыкнула и покачала головой:

– Ладно, Кашина, с тобой всё ясно.

– Что тебе ясно? – глаза Иры загорелись яростью. Похоже, скандалить ей было не привыкать.

– Ничего. Ясно, что у тебя толчковая лева-я-я, а моя толчковая – пра-а-ва-а-я, – ответила Николина. Фраза из песни Владимира Высоцкого была как никогда к месту: девушки действительно прыгали с разных сторон. С травы приветственно свистнули.

– Молодец, Ленуська! Бей гадов! – Цыганок, подпрыгивая, вошла в раж и запела так, что проснулись нутрии в норах у озера: «Физкульт-ура! Физкульт-ура-ура-ура, будь готов! Когда настанет час бить врагов, от всех границ ты их отбивай! Левый край! Правый край! Не зевай!».

Лиза от неожиданности поперхнулась молоком. Шумкин сморщился, глядя на Свету, и, постукивая Воробьёвой по спине, проворчал:

– Во даёт! Радио не надо.

Михайлов, в роли судьи, шикнул:

– Эй, галёрка, а ну цыц! Кашина прыгает, Николина готовится, – голос преподавателя прозвучал строго и официально.

– Нашла время песни петь, – огрызнулась Кашина, дойдя до начала разбега.

– А как же Лене теперь обойтись без мелка? – переживая, Андрей стал рыться в сумке – так, на всякий случай. Он знал, что ничего подходящего для разметки у него нет.

– Сейчас устроим, – Галицкий поднялся с травы и подошёл к лавке. – Держи, Лена. Это, конечно, не мел, но, если оторвать кусочек, то можно попробовать приклеить к битуму. – Юра протянул лейкопластырь. Николина встала. Взяв белый рулончик, руку отнять она не торопилась.

– Будем дружить, – улыбнулась девушка. Сказано это было с такой откровенной признательностью, что вызвало у десятиборца сухость во рту.

– Будем, – залился он краской.

– О, народ, чую, из этого что-то может набухнуть, – Cавченко многозначительно закатил глаза.

– Закройся, Хохол! – тут же отреагировал Малыгин, настолько грубо и властно, что Гена вытаращился: когда это было, чтобы абитура поднимала голос на третьекурсников? Но момент для схватки был неподходящий. Да и Виктор не дал ответить, произнёс с сожалением: – Был бы у меня пластырь, я бы тоже дал.

– И я бы дал, – кивнул с готовностью Попинко, отставляя в сторону раскрытую сумку. – Хорошая она, Николина, да, Витя? И с душой нараспашку.

– Не то слово! Наш человек, – заверил Малыгин, снова мысленно улыбнувшись очередному выражению Попинко. В нём самом было что-то романтичное, есенинское, и стихи Малыгин любил, хотя не мог запомнить ни строчки.

Тем временем Ира спокойно перепрыгнула установленную высоту, а Лена прикрепила пластырь к новой отметке.

– Прыгает Николина! – объявил Михайлов, тоже заинтересованный интригой, возникшей в секторе. – Ну, не подведи, подруга! – улыбнулся он Николиной, проходившей мимо на исходную позицию.

– Не подруги, подвуга, – повторил в тени берёзы рыжеволосый парнишка в очках. Кирьянов, сидевший рядом с Кирилловым, резко оглянулся.

– Ты что сказал, рыжик? – переспросил Толик-старший, начиная подозревать у себя хронические слуховые галлюцинации.

– Я сказал? – малыш в очках удивился.

– Ты. Не я же, – Кирьянов для верности потряс пальцем в ухе, словно там была вода. – Ты что только что сказал?

Миша Ячек привык, что его часто не понимают. Улыбаясь, он стал объяснять, но снова переставил буквы:

– Сказал, чтобы она выгнула попрыше.

– Чего-о?

Теперь к рыжеволосому повернулись все.